Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если врачи бессмертны, то, получается, они бессмертны в первую очередь духом? – поинтересовался я. Байдай не ответила.
Рядом с дата-центром по секвенированию размещался кабинет эпигеномического анализа, при котором имелась отдельная кладовка. Здесь хранились разнообразные человеческие клетки, в том числе иммунные и дермальные, которые применялись для восполнения недостатка иммунитета, лечения ран и борьбы со старением. Все это активно использовалось в управлении человеческими эмбрионами. В этом месте росло множество культурных растений, которые сложились в целый папоротниковый лесок. Никаких питательных веществ, кроме азота из воздуха, рощице не требовалось.
Среди чащи обнаруживались аппараты, которыми штамповали печенки, почки, сердца и прочее. Дребезжащие 3D-принтеры безостановочно выплевывали из себя искусственные органы. С пылу с жару, налетай и разбирай!
Чуть дальше размещалась база снабжения, где находилось множество, на первый взгляд, чистеньких загончиков с постоянным температурным режимом. Загончиков, похоже, было столько, что в комнату они не влезали и частично громоздились у дерева посреди коридора, охватывая все пространство от корней до самой кроны. В загончиках неустанно шумели и метались мыши, крысы, кролики и прочие грызуны, у которых что-то проделали с генами или которым вживили человеческие гены. На каждый загончик был налеплен ярлык с ценами. Рабочие спешно оформляли заказы, отбирали зверьков, рассовывали их по упаковочным ящикам и отправляли клиентам по всей больнице для исследований и выявления различных заболеваний.
Затем мы добрались до центра выращивания особых форм жизни. Здесь размещалось несколько десятков потаенных помещений, некоторые из которых использовались для медицинских целей: по заказу пациентов побогаче фабриковали генно-модифицированных павлинов. Павлинов же тоже можно было употреблять для лечения человеческих хворей. Всю эту затею устроили для исцеления особо больных ВИПов. В древнем – еще времен династии Мин – «Компендиуме лекарственных веществ» за авторством Ли Шичжэня четко указывается на ценность павлинов для медицины: «Поедая павлинье мясо, человек избегает зла. Кушанья из мяса павлинов помогают при отравлениях всевозможными ядами, токсинами и препаратами. Продегустировав плоть павлина, человек более неспособен усваивать пилюли. Те сразу же утрачивают всякое действие». Говорят, новые разновидности павлинов, выведенные с помощью современных технологий, имеют человеческие гены. Яд надо лечить ядом. Так что без павлинов, бесценного источника лекарственных препаратов, нам обойтись никак нельзя было. Традиционный способ врачевания в прошлом получил широкое развитие, а к нашему времени его успели уже записать в общераспространенные методики современной медицины. Говорить о какой-то там народной медицине уже не приходилось. Все теперь было завязано на молекулах и атомах.
Двери и окна центра выращивания особых форм жизни были плотно закрыты, так что павлинов мы так и не увидели. Меня давно мучил вопрос: что делают с павлинами? Приносят в жертву? Или сублимируют во что-то более совершенное? И павлинам пришлось отринуть родных и близких, отставить родные дикие края, отвергнуть естественные атрибуты и стать вечными постояльцами больницы.
Со слов Байдай, все, что мы наблюдали, было отчаянным сопротивлением смерти со стороны больницы. Но даже если бы больнице удалось узурпировать всю полноту государственной власти, а также сфабриковать и установить себе некое подобие души, то все равно бы бессмертной она не стала. Критический момент наступает тихо и незаметно. Пациенты же видят перед собой только внешние проявления успеха и процветания. Больница вроде бы переживала бурный рост. Цветущая ветвь всегда кажется более интересным зрелищем, чем ветвь оголенная. Врачи были уверены в собственных силах, ситуация была, кажись, под полным контролем. Даже если в какой-нибудь палате и заводилась непрошеная бактерия, то ее можно было сразу выжечь. Во врачевании промаха ни в одном из десятков тысяч дел нельзя было допускать. Вроде бы все возможности для совершения ошибок были исключены.
И вот здесь наступал острый момент, проблема, которую язык не поворачивается обозначить. Темпы роста больницы уже замедлились. Прибыль сначала достигла наименьших значений, а потом и вовсе сошла на «нет». Производственных мощностей было много, а вот применить их было некуда. Нереализованные лекарственные препараты складывались в целые горы, а снизить цены для того, чтобы хоть как-то продать товар, никто не собирался. Врачей и медработников было больше, чем людей, которым требовалось лечение. Повсеместно царствовала коррупция. Даже искренне преданные своему делу люди впадали в отчаяние, допускали халатность и ломались вследствие наплыва все большего числа больных и роста показателей КПД. Больные же никак не могли прийти к общим воззрениям и упованиям на медицину и преисполнялись надеждами и требованиями, непостижимо завышенными. Управление в больнице вышло из-под контроля. Статьи расходов разбухали. Участились несчастные случаи. Биотических данных было так много, что их не успевали обрабатывать. Информация легко утекала в неизвестном направлении. Новоизобретенные вирусы мутировали до такой степени, что их никаким лекарством нельзя было одолеть… Больница, от которой все ожидали, что она станет путеводной звездой, вступила на путь мучительного затухания до полного мрака. Что такое больница со всеми ее врачами и больными, как не павлин с переросшими причиндалами?
Байдай будто болтала о чем-то, не имеющем к ней ни малейшего отношения. Я не понимал, какие выводы я должен был сделать на основании этой информации. У больницы в распоряжении были и огромные финансы, и запредельные технологии, и целая новая система ценностей, и сложная организация, и жесткий санитарный порядок, и масса лекарственных препаратов, которыми можно было подчинять (или покорять) несметные множества больных. Как могло случиться, что больница может в ближайшее время прекратить существование?
Байдай равнодушно молвила:
– Медицинская революция в конечном счете пожрет саму себя.
27. Тайны микробиологической операционной
– Дядя Чжао перед смертью не о том твердил, – заметил я.
– А о чем он еще мог рассуждать? Спорить с больницей было поздно. – Девушке, похоже, было без разницы.
– А на что рассчитываешь ты?
– Я готовлюсь к смерти.
– Ты не умрешь, – раболепно отозвался я, сознавая, к моему стыду, что я до сих пор не выявил причину надвигающейся кончины Байдай.
– Чем активнее ведут себя врачи и больные, тем осторожнее с ними лучше держаться. Все мы находимся в беспрецедентной опасности. Все мы умрем. – Межбровье девушки блистало цветом распустившейся розы.
– Ну, допустим.
– Братец Ян, все очень просто. Наша биомедицина умудрилась преобразовать человека. Мы уже давно не те люди, которые существовали первоначально. Мы – мутанты. Превращение плиопитека в человека было громадным прыжком эволюции. Но этот виток прогресса меркнет по сравнению с тем, что творится с нами сейчас. Что мы представляем собой? Никто нам не скажет, к какой
