Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я периодически украдкой смотрел на девушку. В ее глазах-миндалинах, с легкостью отличавших свет от тьмы, горела вызывающим пламенем решимость со всеми имеющимися знаменами идти на бой против смерти. Ротик Байдай складывался из двух параллельных линий, в которых читалась строгая непоколебимость. Лоб у девушки был широкий и светлый, словно демонстрируя всю обширность ее познаний. Копна волос спадала до плеч, таинственным ночным пологом скрывая воинственный дух своей владелицы. Под полосатой робой виднелись плотные, сплетенные в единое целое крепкие мышцы, а умеренный жирок поверх них, приходя в движение, напоминал волчью стаю, пришедшую поживиться накопленными запасами.
Мне очень захотелось вцепиться в Байдай. И не от страсти или любви, а от сознания собственных потерянности и одиночества.
Но я ничего не сделал. Я даже не упомянул то слово: «свобода». Байдай тоже ничего не сказала. Каждый из нас обдумывал перспективы исчезновения больницы.
Наконец девушка потащила меня прочь из комнаты отдыха. Нам еще предстояло обнаружить морг. Место, куда бессмертные попадут лишь после смерти.
26. Революция пожрет саму себя
Мы прошли стойку медперсонала и миновали кабинеты врачей. Перед нами открылось большое скопление халатов, которые реяли и блистали, как языки бушующего пламени или стадо танцующих посреди мрачного леса бабочек. Я непроизвольно покрепче ухватился за руку Байдай. Больная подруга спокойно кивнула мне. Я чуть не пошатнулся от исходившего от всего ее тела перегара.
Мы нигде не задерживались и успели обойти, помимо прочего, отдел по воскресению вымерших животных, рентген, лабораторию сновидений, центр анализа больших данных, отделение молекулярной энергетики, отдел обеспечения нанометрическими материалами, центр нейроэкономики, отделение стимуляции овуляции и склад имплантов.
Особо занимательным оказалось управление человеческих эмбрионов. Здесь хранилось множество замороженных плодов. Чисто теоретически каждая оплодотворенная яйцеклетка – потенциальный человек, но в текущих обстоятельствах эти зиготы во всей своей массе считались никчемными. Лишь небольшая часть плодов должна была пойти на производство стволовых клеток для платежеспособных больных. Стволовыми клетками лечили всевозможные хвори вроде травм спинного мозга, диабета и старческой деменции. Со слов Байдай, некоторые из плодов были произведены на свет за счет трансплантации ядер соматических клеток. Проще говоря, клоны. В больнице на каждого пациента имелась резервная копия, на всякий случай, чтобы, если что, можно было дуплицировать человека и подарить ему «вторую жизнь».
– Кто-то говорил, что это заготовочки на случай, если когда-нибудь будет недостача больных. Так больница продлевает себе существование, – заявила Байдай. – Даже если мы все-таки умрем, нас все равно смогут «воскресить». – Про себя я подумал: а что, если эти два человечка, которые зовут себя Ян Вэй и Байдай, – копии, сделанные с трупов давно почивших людей?
Байдай фамильярным движением распахнула дверь, на которой висел желтый предупреждающий знак
«ОСТОРОЖНО: БИОЛОГИЧЕСКИ ОПАСНЫЕ ВЕЩЕСТВА!»
Из помещения подул настолько холодный ветерок, что показалось, будто мы перенеслись за полярный круг. Механические руки, мотаясь сквозь белые клубы дыма, погружали и разгружали какие-то штуковины. На поверку оказалось, что это образцы: ДНК, костный мозг, пуповинная кровь.
Пройдя дальше, мы оказались в коридоре, который привел нас в лабораторию генетического секвенирования и дата-центр по секвенированию. Через малюсенькие окошки можно было разглядеть, как роботы принимают образцы. Окошки открыть было нельзя из-за двухслойного стекла, призванного, судя по всему, воспрепятствовать загрязнениям. Более ста секвенизаторов, испуская вокруг себя тусклое голубоватое свечение, работали на страшной скорости. Машины уже были доведены до минимальных возможных размеров и действовали без посторонней помощи. Перед секвенированием образцы запускали в считыватель, который их распознавал и выдавал пачками генные шифры. Секвенировали все, что только было можно секвенировать: панд, поливной рис, шелковичных червей, сою, яков, тибетских антилоп, орхидеи, огурцы, куриц, арабских верблюдов, североамериканских грифов, антарктических пингвинов, элементы микрофлоры кишечника человека и, конечно же, разнообразных больных, от пациентов с опухолями до детишек-аутистов, от страдающих ожирением дам до слабоумных стариков. Даже трупы здесь обрабатывали. Например, мы заприметили жившего четыре тысячи лет назад древнего человека, которого откопали под слоем льда в Гренландии. Апогей цифровизации.
– Сейчас возрождают вымерших животных, в том числе мамонтов, птиц додо и речных дельфинов. Новый фактор роста экономики. Больница этим заметно пополняет финансы. Нельзя же, чтобы клетки простаивали пустыми. Надо из них соорудить целый зоопарк и собирать с пациентов деньги за билеты. Плюс зверушки еще могут быть резервным источником продовольствия. Вот так больница и собирается жить дальше. – Байдай говорила с очевидным знанием подоплеки. Было ощущение, что только в этот миг она наконец-то определилась на мой счет. Впрочем, ничего из ряда вон выходящего в том, что она рассказывала, не было.
Девушка также добавила, что врачи особенно рьяно ищут специфические гены, ответственные за психическую деятельность, в первую очередь – религиозную веру. Этим должны были стать так называемые «гены прозрения». Для простоты их иногда грубовато называли «генами перевоплощения в Будду». Медфармпанки верили, что существовала определенная наследственная изменчивость, напрямую связанная с преодолением собственного «я». Чтобы отыскать ее, нужно было составить общий список проявлений мозговых генов. А это было весьма проблематично. Мало того что надо было запротоколировать назначение десяти миллиардов с лишним нейронов, которые входят в мозг. Надо еще было не забыть про то, чем занимается квадриллион с чем-то нервных окончаний. Задачка куда более сложная, чем генное секвенирование. Пока что квантовой неврологии с ней справиться не удавалось. Прорывов не наблюдалось, вот и приходилось довольствоваться результатами изучения генома. Этим, кстати, объяснялось расширение генетического секвенирования до таких масштабов. Как только с квантами что-то срослось бы, больница приобрела бы больше оснований для существования и тогда действительно стала бы «местом, где творят чудеса».
– В общем, все трудятся вовсе не для того, чтобы нас вылечить. Заниматься только здоровьем пациентов – беспросветная тьма, это же очевидно. Многим врачам не нравится с нами возиться, – заключила Байдай.
– Вроде бы в любом деле главное – чтобы тебе платили деньги, чтобы ты делал что-то полезное и чтобы тебе было интересно этим заниматься. – Я припомнил материалы, которые мне удалось полистать.
– Вопрос в духовном удовлетворении. Больница совершенно разумно делает упор именно на нем, уговаривая наших «ангелов в белых одеждах» работать не покладая рук ради «великого дела». И доктора не в обиде, они действуют в собственных интересах: получают доступ к передовым технологиям, узнают сокровенные тайны жизни. Однако в политическом отношении врачи маргинальны. Так
