Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, что свобода дарована нам самим миром, и только нашествие больниц лишило нас ее. При детальном сопоставлении в больнице обнаруживалось удивительное сходство с тюрьмой. Халаты для пациентов – что робы заключенных, палаты – камеры в изоляторе. Добавьте к этому пункты контроля на каждом шагу, фиксированное время осмотров и прогулок, старших врачей, напоминавших тюремных распорядителей, и медперсонал, походивший на тюремщиков… Как в таких условиях не возникнуть мысли о том, что надо бороться за свободу? Но в эпоху медицины само слово «свобода» становится чуждым и отпавшим по ненадобности, как, впрочем, и такие слова, как «здоровье» и «смерть», которые давно исключили из словарей. Но и в этом смысле Байдай все же оказывалась больной незаурядной и оригинальной. В отличие от сестрицы Цзян и Аби, которые бегали за пациентами, как гиены, желавшие полакомиться падалью, Байдай на глубинном уровне сопротивлялась контролю больницы. Пускай девушке все равно предстояло умереть, но умирать лучше было где угодно, только не в больнице. Байдай хотела сама определить свой исход, совершить бегство от жизни в подлинном смысле. И это было бы, конечно же, ударом по авторитету больницы. Но в этом было и превосходство над сверхъестественными способностями медфармпанков.
Из раза в раз прокручивая все эти мысли в голове, я находил Байдай все более и более привлекательной. И от того кровообращение во всем моем теле если не ускорялось, то точно не стопорилось.
В душе каждого пациента постепенно возникает порыв все снести и перестроить. Однако мы оказываемся по большей части в столь стесненных условиях, что не можем даже придумать, как облечь наши мысли в форму, а уж тем более сообразить, какое действие стоит предпринять. Я сам уже осуществлял попытки по этой части, но потерпел крах. Догадка о том, что Байдай размышляет в том же самом направлении, помогла мне ощутить себя как рыба, которую забросили на глубину водоема. Захлопали мои глазки. Я почти что позабыл, что в нашем ограниченном пространстве бытовала некоторая страшная опасность. Я окончательно стал апостолом моей подруги.
Однако перейти к конкретным действиям было не так просто, как прошвырнуться по садику. Мы же нацелились пробиться не в клетку к павлинам, а в пучину к драконам, в пещеру к тиграм.
25. Место, куда бессмертные попадут лишь после смерти
В тот же день мы, спустившись со смотровой площадки, вернулись в стационар и, держась за руки, продолжили поиски хотя бы одного врача при смерти или на лечении. Еще лучше было бы, если бы нам на радость попался оставленный на всеобщее обозрение труп доктора, которого подкосила неизлечимая болезнь. Захватывающая перспектива. Я робко осмеливался воображать себе такие сцены, будто скорейшее распространение лучей смерти на врачей позволило и Байдай, и мне обрести свободу.
Мы пересекли необъяснимо растянутый коридор и оказались у какого-то помещения. Как свидетельствовала табличка снаружи, это была комната отдыха персонала. Внутри никого не наблюдалось. В помещении были установлены четыре двухярусные кроватки. На них были разложены аккуратными прямоугольниками пестрые узорчатые одеяла. У подушек лежали пушистые зверюшки, которых обожают девушки. Обстановка как в детсадике. Этому впечатлению мешали только громоздившиеся на столиках стопки «Новостей медицины и фармацевтики Китая». На страницах издания виднелись подсохшие капли крови. Будто учуяв добычу, я зашмыгал носом. Байдай же нахмурилась.
– Кровь есть, а запаха смерти нет. Здесь не морг, – мудро рассудила девушка.
– А как там, в морге? – Я вспомнил те откровения, которые открылись мне в наблюдательной палате. Сердце непроизвольно сжалось. А я ведь тогда был почти готов отворить дверь.
– Каждый из нас по-своему представляет морг. Впрочем, это место, где все мы все равно окажемся после смерти.
– То есть там мы и обнаружим мертвых врачей?
– Надеюсь.
– Ты раньше бывала в морге?
– Ну… – По всей видимости, однозначно отвечать на этот вопрос она не собиралась. Как тургид, который предпочитает не рассказывать путешественникам наперед обо всех достопримечательностях, которые им откроются по дороге.
– Зачем тебе вообще знать, от чего дохнут врачи? – Чтобы задать этот вопрос, мне пришлось собрать в кулак все мужество. Мне словно хотелось услышать из уст самой Байдай это слово: «свобода». Тогда можно было с некоторой уверенностью бросаться напролом в морг. И все же были у меня опасения, что нервы мои не выдержат всего этого. Слово то было, наподобие моей скованной болезнью подруги, соблазнительное, сокрушительное. Я и стремился к нему, и боялся его.
– Потому что странная штука получается. – Заметив мое волнение, Байдай подняла правую руку и пригладила волосы. – В природе старое всегда уходит, и ему на смену приходит новое. У всего на свете наступает день кончины. У животных это так, у растений тоже, у гор и рек – тем более. Даже Солнечная система и Млечный Путь обречены когда-нибудь закончиться, как и вся наша Вселенная. Все мы окажемся в морге. И, по идее, это должно относиться и к врачам, и к больнице. Не бывает так, чтобы что-то просуществовало аж сто лет и продолжало демонстрировать необузданную энергию. Вот они и прикидываются на потребу публике бессмертными. И в этом есть что-то противоестественное. Заговор целый.
– Вот-вот, заговор. Я то же самое думаю. – Не ожидал я услышать такое прямолинейное утверждение от Байдай. Да к тому же она еще связала смерть врачей с гибелью всей больницы. Рассудительность моей спутницы вновь превзошла мои самые смелые ожидания. Я восхитился девушкой. В то же время замечание, что «все мы окажемся в морге», меня несколько разочаровало. Ведь я только что уверовал, что Байдай не хочет умереть в морге. Или же просто не сможет вот так взять и умереть в морге. Впрочем, наверно, у моей спутницы были собственные мысли по поводу кончины.
– Это все вопрос господства. Всевластия больницы. Управления, основанного на мудрости, профессионализме, глубинных исследованиях и целенаправленности.
– А какой человек не явится в больницу по первому зову?
– Они постоянно рассуждают о том,
