История одной деревни - Ольга Лапина

Когда мы расставались, я не удержалась от вопроса:

– Мария Теодоровна, вы скучаете по России? Скучаете по Джигинке?

Но уже в следующее мгновение мне показалось, что я задала вполне риторический вопрос. По сути, о чем так уж скучать? О чем можно скучать здесь, в Германии, в этой уютной квартире, в холе и неге? Какая бы старость ожидала ее в Джигинке? Персональная медсестра? Кухня на колесах? Круглосуточное медицинское обслуживание? Налаженный быт, когда ни о чем не нужно беспокоиться? И была бы там у нее возможность вот так мило и прелестно капризничать?..

На некоторое время в воздухе повисла пауза. На меня устремляется удивленный взгляд. Недоумевающий взгляд прозрачных серо-голубых глаз. И Мария Теодоровна начинает медленно и тихо говорить. Как будто вспоминая что-то:

– Я здесь долгое время в неврологическом отделении лежала… Так тосковала. Не могла успокоиться. Я-то думала, когда сюда ехала, что еду только полечиться. На время. А оказалось – навсегда. Меня здесь долго лечили от депрессии… Как вы думаете, если старое дерево пересадить, что с ним будет? Так то дерево, а что уж говорить о человеке… Теперь уж вряд ли я в Джигинку попаду. А если бы была возможность, то пешком бы туда пошла… Но уж теперь, наверное, никогда больше Джигинку не увижу…

Мне показалось, что это ее «наверное» подразумевало надежду.

Скучала по своей Джигинке и Клара Пропенауэр. Она приехала в Германию в 1995 году. В канун Рождества. И поселилась в милом курортном местечке Германии, где из окон ее квартиры открывался вид на дивные окрестности. Кажется, для счастья было если не все, то многое. Но нет же. Не было у нее этого ощущения счастья. Клара, неутомимая, отважная, боевая и неунывающая Клара, которую не сломили ни годы ссылки, ни годы трудармии, безмерно тосковала в Германии. Я могу себе представить, как она, каждый день поглядывая из окна своего дома на пасторальную красоту курортного городка и его окрестностей, видела всегда только Джигинку. Всегда и только Джигинку, с которой были связаны мучительные и прекрасные годы ее жизни, где остались могилы ее родных, ее мужа, где жили ее родные – сын, внуки, правнуки. Ее сердце разрывалось.

Хотя, разумеется, есть и те джигинские немцы, проживающие сегодня в Германии, у которых слово «родина» не вызывает сомнений, терзаний, тоски. Их родина сегодня Германия. В этом они убеждены или стараются убедить себя в том, что убеждены. Они, эти немцы, хотели бы, вероятно, напрочь забыть «джигинскую» страничку своей жизни. Обрывают прежние связи, вежливо, но непреклонно отстраняются от прежней своей жизни в России. Но кто знает, что творится в это время в их душе. В их закрытой наглухо от посторонних глаз российско-германской душе. Впрочем, иногда что-то прорывается. Вдруг, неожиданно, быть может, для них самих.

Из дневника Клары Пропенауэр

«…Пролила в этой Германии целое черное море слез – не потому, что плохо живу, а потому, что скучаю по родным и по родине, где я родилась, выросла. Но жизнь продолжается…»

Между тем и в самой Джигинке сегодня тоже немало тех, кто безнадежно скучает по тем местам, где они выросли, и которые им пришлось волею судьбы оставить, например, в 1990-е годы.

Вот история, рассказанная мне одной из жительниц села, которая переехала в Джигинку уже более 20 лет назад. Кажется, 20 лет – достаточный период времени, чтобы привыкнуть, но… Ее семья уехала в 1990-е годы из одной из восточных республик, когда оставаться далее там было бы безумием. Собрали самые необходимые вещи и уехали. В Джигинке оказались почти без вещей, почти без денег, почти без надежды. Но они были живы. Первое время было дико слышать смех. Было странно видеть улыбающиеся лица, безмятежные глаза. Как же можно смяться, когда там… Как можно быть безмятежными, когда там убивают, насилуют, выжигают? Но потом научили себя принимать и смех, и радость окружающих. Как могли их осуждать, если они, эти люди, почти не знали, не понимали, что творилось где-то там… Время прошло. Дети выросли, разъехались по большим городам. Учатся, работают. Жизнь как-то устроилась. Есть верный кусок хлеба, стабильность. Но вот ощущения дома… Его нет. Дом остался там, в родном селении на чужой земле. Самые красивые места, дорогие сердцу места – там, где прошли детство и юность. Дорогие эти сердцу места часто снятся во сне.

Моя собеседница рассказала мне, что в первый год жизни в Джигинке ее старший сын очень тосковал. Часто выходил по вечерам из дома, вставал на крылечко и долго-долго смотрел на горизонт:

– Однажды я услышала какой-то стон, что ли… Вышла на крыльцо. Смотрю, мой старший сын стоил на крылечке (ему тогда шесть лет только было), стоит и… Понимаете, он даже не плакал. Он тихо выл. Другого слова я подобрать не могу. Тихо скулил и выл. Он думал, что его никто не видит. Только слышу, как он говорит тихо-тихо: «Где же наш дом, где дом-то наш?» Он очень долго не мог привыкнуть к новому месту. Скучал по оставленному дому. Да и мы до сих пор не привыкли. Мы здесь до сих пор как будто в гостях…

Скучает по своему Зыряновску и Марина Степанова, которая, как я уже писала, переехала в Джигинку с семьей в конце 1990-х. С тех пор прошло немало лет. Но забыть Зыряновск, Казахстан она так и не может. Хотя, казалось бы, о чем уж так скучать-то? Сама Марина признается, что жить в Зыряновске и оставаться при этом здоровым было почти невозможно. Что это не город даже, а большой котлован, где велась разработка урановых рудников. Но все равно она и сегодня про себя знает, что именно Зыряновск остается для нее лучшим городом на земле, городом ее детства, ее родиной:

– Мне и во сне всегда снится только Зыряновск. Здесь вот говорят, что в Анапском районе нет места лучше Утриша, что Утриш – это жемчужина Краснодарского края. А нас подобная красота окружала там везде. Только красота эта была еще более яркой, величественной…

Звенья одной цепи

Джигинские немцы, которые сегодня живут в Германии, по большей части очень берегут свое «джигинское» братство. Перезваниваются, переписываются, встречаются. Хоть не так часто, как в первые годы, но все же… Стараются держаться вместе. Пока стараются держаться вместе. Для них это пока важно.

…Вспоминаю рождественский обед, на который я была приглашена во время своего путешествия по Германии. Пригласила меня одна из джигинских семей, которая перебралась в Германию в конце 1990-х. За праздничным столом в этот день собралась почти вся большая семья. Вот во главе стола сидит отец семейства, величественный, монументальный даже старик. Впрочем, слово «старик» не вяжется с его видом. Моложав и прекрасен. Несуетлив, немногословен, не мелок в движениях. Но вот он встает с места, чтобы сказать тост. Веселое оживление за столом немедленно смолкает. Все уважительно, почтительно и даже благоговейно прислушиваются к тому, что он говорит.

А он между тем говорит о простых вещах. Он пожелал своим детям всего того, что обычно желают родители детям. Но в заключение добавил несколько слов и о том, что его печалит. А печалит его то, что его семья сегодня почти вся в сборе. И это «почти» его больно ранит. Не все члены его семьи, которые ныне живут в Германии, смогли быть сегодня за рождественским обеденным столом. По разным причинам, которые можно признать довольно уважительными. Но главу семейства эти причины не убеждают. Потому что он, как глава семьи, чувствует, что его большая семья начинает пусть незаметно, но расходиться к разным берегам, рассеиваться по городам, по своим частным заботам, делам, интересам. И это – начало процесса, который ему не нравится. Он бы хотел, чтобы его дети, внуки и правнуки всегда, неукоснительно собирались за рождественским столом все вместе, невзирая ни на какие причины, которых можно найти немало. Собирались вместе, чтобы чувствовать себя одной большой семьей, с единым пульсом, единым дыханием. Чувствовать себя одним целым. Чтобы цепь не порвалась.

Эпилог

Несколько лет назад в администрации села Джигинка родилась идея потихоньку возвращать в Джигинку немцев. Все же нужно признать, что вместе с ними из Джигинки однажды ушло что-то важное. Что-то очень важное. Что? Наверное, ощущение комфортной, надежной, доверительной среды. Словом, было решено создавать благоприятные для возвращения немецких семей условия, привлекательные перспективы. И даже, кажется, несколько семей вернулись. Но вряд ли этот процесс будет набирать обороты. Вряд ли.

Из интервью Александра Рейнгольдовича Штумма

«…Я реалист. И думаю, что возвращение немцев из Германии в Джигинку – утопическая идея. Они уже все устроились там. Пусть не так хорошо, как хотелось бы. Но у них есть стабильность, есть работа, есть гарантии. Нет, возвращаться они не хотят. Хотя от многих приходится слышать, что очень скучают. По Джигинке, по тем временам, по своей жизни здесь. К тому же кто они там, в Германии?.. Я часто задаю себе этот вопрос – кто они в Германии, немцы Джигинки?..»