История одной деревни - Ольга Лапина

– Насколько вы были грузином в тактике, в характере действий? Насколько вы себя осознавали грузином? Это все-таки какие-то восточные мотивы – сослать целый народ только за то, что он ослушался, наказать всех, до пятого колена…

– Для русских это тоже характерно. Спросите Сергея Эйзенштейна, он вам расскажет, что Грозный творил. И искоренение семей, и месть до девятого колена, и т. д. В России это тоже все было.

– Но вы ощущали себя грузином?

– На 30 %. Еще 50 % я ощущал себя русским. А еще на 20 % я считал себя человеком мира. Коммунист во мне не умирал никогда. Я всегда был интернационалист…

Перестройка

В годы перестройки из Джигинки начинают уезжать немцы. В Германию. Их приглашали, их звали, их ждали. Они думали, сомневались, решались. И решились. Собственно, немцы стали уезжать еще в конце 1970-х годов. Но теперь их отъезд принял массовый характер. (В перестройку только все уже ускорилось, потому что исчезли барьеры, а уехать хотели всегда. Начиная с 1945 года. Немцы уже понимали, что в СССР им делать нечего: жизни не будет. Люди второго сорта. Даже самых лучших в армию забирали только в стройбат. А большинство вообще не призывали: не могли доверить оружие. – Альфред Кох.)

Что касается самой перестройки, то с ней у разных людей свои ассоциации. У меня она ассоциируется со многими вещами. В том числе и с тем, что все как-то начало постепенно пропадать. Сначала пропали товары из магазинов, потом пропала уверенность в завтрашнем дне.

Что до совхоза «Россия», то годы перестройки и ему не пошли на пользу. Он постепенно, тихо стал сходить на нет.

«Наши» в Германии

Большая часть джигинских немцев покинула Джигинку в 1990-е годы. Это были самые смутные, безнадежные годы. Каждого из них в Германии ждала своя судьба. Но было у них всегда одно общее – они были и в Германии «джигинские немцы». Они долго помнили, чувствовали, берегли в себе это ощущение. Но, разумеется, годы размывают ностальгию по прошлому. Это естественно.

Когда джигинские немцы уезжали в Германию, многие им бросали в спину, что они «предатели Родины». Что мол, как только дождались, что границу откроют, так в Германию и подались. И о своих патриотических чувствах к России немедленно забыли, как только пришло время забыть. Много неприятных слов услышали тогда немцы Джигинки.

Они уезжали в сложные для России годы. Перестройка, пустые полки в магазинах, неуверенность в будущем, разгул преступности. Время перемен – непредсказуемое и сумасшедшее. А в Германии русских немцев ждали. Их приглашали. Им создавали условия для приезда. Разумеется, тем из русских немцев, кто уезжал в Германию задолго до перестройки, было легче устраиваться на своей исторической родине. Их встречали всем миром. Давали жилье, обеспечивали работой. Соседи, знакомые и незнакомые люди, несли им вещи, мебель, деньги. Бескорыстно. Первым немцем были рады. Но волна 1990-х, когда из России на свою историческую родину хлынул мощный поток русских немцев, видимо, захлестнула Германию.

Джигинским немцам было довольно сложно приспосабливаться к жизни на новом месте. Многие переселенцы в те годы иногда вовсе не знали немецкий язык, что немало усложняло жизнь. К тому же издалека все кажется более заманчивым и слишком похожим на мечту. Когда же наши немцы пересекли границу и оказались в Германии, то вряд ли в первые дни своего пребывания там они узнавали свою мечту в лицо.

Одним из неприятных моментов существования в новых условиях было то, что многие из джигинских немцев утратили свой социальный статус, к которому они привыкли в России. Далеко не все из них смогли подтвердить в Германии свои дипломы о высшем образовании и получить работу по специальности. Учителям, медицинским работникам часто приходилось довольствоваться местом горничной или прачки.

Тишину и упорядоченность жизни в Германии тоже долго не могли принять джигинские немцы. Им было в диковинку, например, то, что в гости к соседям можно прийти только по предварительной договоренности и по приглашению. В Германии пришлось привыкать и к этому.

Тяжело им было и от сознания того, что у них не было такой уж острой необходимости срываться с места и уезжать из России. Не было тех причин, по которым бы им обязательно и спешно нужно было покинуть Россию. Ведь, как ни тяжело было в 1990-е годы в России, но джигинские немцы, как правило, уезжали не от нищеты, не от разоренных родовых гнезд, не от недостатка тепла, дружеских связей, комфорта. По большей части все это у них было в России. И их удивлял порой преувеличенный восторг тех русских немцев, которые приезжали в Германию из глухих деревень, где о таких благах цивилизации, как газ или холодная и горячая вода в доме, они и не слышали. Эти-то русские немцы были в восторге от того, что увидели в Германии, от тех условий жизни, в которые попали.

У наших немцев, повторю, все это было и в России. Годы и годы спустя джигинские немцы, переселившиеся в Германию, не могли забыть свои дома. Не могли оторваться от них душой и сердцем. Они навещали их, когда приезжали в Джигинку. Они поручали своим друзьям, знакомым сделать фотографии их домов в Джигинке, чтобы хотя бы по фотографии иметь возможность общаться с родными стенами, куда мысленно они не раз возвращались. Они плакали по своим собакам, которые оставались у новых хозяев. Они плакали по тем кустам роз и жасмина, которые когда-то любовно были посажены их руками в палисадниках под окнами. Они плакали о могилах своих родных, которые остались в Джигинке. Они плакали и по своим родным, многие из которых тоже остались в Джигинке. По разным причинам семьи оказались разорванными, растерзанными разлукой. Хотя джигинским немцам тогда казалось, что это временная разлука. И могли ли они в те годы представить себе, что во многих случаях это будет разлука в полном смысле слова. Не временная.

Они плакали о своей родине. И где была теперь их Родина? Часто по незнанию, по нетерпению, из опасений, из страха, по недомыслию они делали ошибки, о которых позже жалели. Как правило, исправить эти ошибки потом было уже невозможно. Вероятно, в те дни джигинским немцам не раз приходила в голову мысль о том, что главная их ошибка – отъезд из России. Но мосты, по сути, были сожжены – дома проданы, деньги израсходованы на переезд. Нет, пути назад не было.

Я услышала немало рассказов от русских немцев о тех первых годах в Германии. Они, эти рассказы, за исключением деталей, в общем, похожи друг на друга. Большинство немцев уверенно говорят о том, что, если бы снова пришлось все повторить, они бы не отважились – так было тяжело.

Вот одна из таких историй, которую я услышала от джигинской немки, проживающей сегодня в Германии.

«…Муж мой не горел желанием переезжать в Германию. Это я была инициатором. Тем не менее когда мы переехали, то муж как-то более легко включился в новую жизнь. А я не смогла. Я плакала днями и ночами. Плакала и плакала. Я не могла успокоиться. Я говорила себе: зачем мы сюда переехали? Кто мы здесь? Там, в Джигинке, у меня была работа, был дом, были друзья, было все. А здесь – кто я здесь? Вот вы приехали, когда здесь идут дожди, и говорите, что вас эта погода угнетает. А представьте, мы приехали в такое же время года. И тогда тоже зарядили дожди. И дожди, и дожди… Мне казалось, им не будет конца. Мне все здесь не нравилось. Даже небо, мне казалось, здесь какое-то другое, не такое, как у нас… Чужое небо…»

Могу засвидетельствовать, что «чужое небо» – это не поэтическое преувеличение, не сентиментальная блажь, как раньше я думала. Это нужно почувствовать самой. И теперь я знаю, что чужое небо – это реальность. Когда я гуляла по прекрасным городам Германии, когда восхищалась ее улочками, домами, прелестью балкончиков и цветов, ее полями, красотой ее, то все же меня очень согревала мысль о том, что скоро я вернусь в Россию. И что в России и небо какое-то другое. Такое родное небо…

«…Я так плакала не день, и не месяц, и не год даже. Несколько лет. Доплакалась до того, что заболела. И серьезно заболела. Но вот я думаю сегодня – из-за чего я плакала? Из-за чего же я плакала?!»

«Из-за чего же я плакала?!»

Своим прошлым горьким слезам по России сегодня удивляются многие русские немцы в Германии. Жизнь в Германии сегодня кажется им более понятной, комфортной и организованной, чем в России. Вспоминаю, например, одного пожилого господина, который каждый год приезжает в Джигинку, чтобы навестить своих детей и внуков. Его невозможно не заметить на улицах Джигинки. Он отличается особой бодростью духа и тела. Что-то есть в нем неуловимо баварское. Кокетливая ли шляпа или изящный шейный платок тому виной?.. Так вот, этот господин, чье детство прошло в Джигинке, юность – в Восточном Казахстане, а зрелость и даже большой кусок старости – опять в Джигинке, с возмущением рассказывал мне о том, как трудно решать в России даже простые вопросы, как много беспорядка, бюрократии и прочего. И как просто, удобно, приятно даже решать те же вопросы в Германии. И с этим было трудно спорить.