Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папу тоже там. Но он сидит на стуле в нескольких метрах от них, с безразличным видом уставившись перед собой.
Обстановка меняется, становясь еще более жуткой. Из одной комнаты выходит фигура в белой больничной рубашке, словно призрак. Сразу за «призраком» следуют два надсмотрщика. Фигура движется, как лунатик, ступая медленно и осторожно. Тюремщики никак с ним не контактируют, но внимательно следят за ним. Когда он выходит под тусклый свет желтых ламп, я наконец его узнаю: это Гризли.
Буквально накануне его нашли без сознания под одним из контейнеров: он порезал сам себя. По словам других заключенных, он сумасшедший. С тех пор как он прибыл на остров, он ни с кем не разговаривал. Даже если он что-то произносит, никто его не понимает. Его фирменная выходка: он обожает раздеваться догола и мочиться в коридорах у всех на виду. Мне сразу становится ясно, зачем он покинул свою комнату среди ночи. Он направляется прямо к кокосовой пальме, спускает штаны и мочится; долго, необычайно долго. Он явно лежал в постели с полным мочевым пузырем и проснулся в полубреду. Закончив дело, он медленно и осторожно возвращается в свою комнату.
Два охранника, сидящих рядом с неподвижным Пророком и папу, просто молча наблюдают за этой сценой. Сверчки стрекочут, не умолкая.
Волны все так же разбиваются о берег острова, их рокот докатывается и до нас. Дрожат кокосовые пальмы. Подкрадывается рассвет. Я голоден. Я совершенно забыл о зубной боли. Пора возвращаться. Не глядя на тюремщиков, я мигом перемещаюсь и спрыгиваю вниз. Заборы обшиты листами металла, и, спрыгнув, я полностью теряю обзор Зеленой Зоны. В тюрьме царит тишина. Только Кроткий Великан сидит перед одной из комнат. Он безмолвно улыбается. Минуту спустя я ложусь на свою кровать, рядом с вентилятором и соседями по комнате, спящими напротив. Воздух здесь тяжелый и спертый, он наполнен зловонным дыханием и смрадом мерзкого человеческого пота.
* * *
В очередной жаркий день в тюрьму входит группа юристов из Департамента иммиграции. Это молодые и красивые женщины в приталенных костюмах. Они потеют; их груди и задницы притягивают внимание. Это чудесное зрелище. Появление привлекательных женщин в тюрьме ошеломляет. Многие заключенные принимают их за адвокатов, которые будут собирать и оформлять документы для их освобождения. Однако охранники объявляют, что это юристы из Департамента иммиграции, готовые срочно подать заявки на предоставление убежища.
Дилемма вот в чем: предлагается либо подать заявление на получение статуса беженца и навсегда поселиться на острове, либо заполнить форму добровольной депортации. Юристы не вступают в дискуссию; они просто улыбаются. Запах пота. Аромат женского дыхания. Аромат города. Аромат свободы. Аромат жизни. Это благоухание пропитывает тюрьму, проникает во все ее закоулки.
Само присутствие женщин-юристов – уже огромный сдвиг. Увидев их, заключенные переполняются радостью: они счастливы, как мальчишки. Они улыбаются; слышен даже восторженный смех. Но в то же время они встревожены, обеспокоены, огорчены и напуганы. Все понимают, что их ждет запутанный процесс. Это не простые женщины. Их красота подозрительна. Недоверие берет верх даже над эмоциями… но это не повод прекращать смеяться.
В западном крыле Тюрьмы Фокс возвели новое здание со стальными заборами по периметру. Для кого оно построено? Это новая бело-стальная тюрьма. Во всех смыслах слова. Вот для чего вырубили деревья: просто чтобы построить еще одну тюрьму. Вместо вольных джунглей там возникло место лишения свободы.
За следующие дни, а может недели или месяцы, часть заключенных из Тюрьмы Фокс постепенно переведут в новую тюрьму. Ее называют Тюрьмой Майк. Ей нужно время, достаточно времени, чтобы новое пространство пропиталось тюремным духом, вобрало в себя смрад из зловонного дыхания и пота узников. Это место неотвратимо превращается в полноценную тюрьму, окрашиваясь в безликий белый цвет; даже пол и заборы там белые.
На переезд дается от одного до нескольких дней. В жаркие послеполуденные часы заключенные переносят в Тюрьму Майк свои вещи; большинство из узников знакомы друг с другом. Привычные лица, привычные личные вещи, которые перевозят в сумках на колесиках: поролоновый матрас, маленькая поролоновая подушка, пластиковая простыня и ничего больше. Совсем ничего.
Шлюха Майсам напевает, пока его переводят в новую тюрьму. Он поет. Смеется. Танцует. Корова же, навсегда покидая Тюрьму Фокс, думает лишь о своих ненасытных желаниях, судя по жестам, жадно предвкушая хорошую кормежку в новой тюрьме. Уходя, Корова держит одну руку на животе, а другой тянет за собой свою сумку-тележку. Не хочу преувеличивать, но, когда он в последний раз оглядывает Тюрьму Фокс, его взгляд прикован к столовой. Он умен и находчив; он ведь накануне переезда уже успел громко и четко объявить друзьям, что столовая в Тюрьме Майк покрашена в белый и красиво обставлена. А в белоснежной и красивой столовой и кормят соответственно; пусть еда там не белая и красивая, но сытная, хорошо приготовленная, обильная и роскошная.
Кроткий Великан тоже уходит; за время пребывания с нами он одарил своей добротой большинство заключенных, а теперь покидает их. Он крепко обнимает всех узников в Тюрьме Фокс, заключая их в могучие объятия, а затем уходит, намеренный покинуть эту тюрьму навсегда. Выходя из тюремных ворот, Кроткий Великан кричит: «Друзья, я надеюсь скоро обнять вас всех на свободной земле!» Он произносит эти слова с искренней уверенностью.
Следом за этими парнями уходят их друзья. Тюрьма Фокс больше не та, что прежде. Стало чересчур тихо. И слишком мрачно. В эту и последующие ночи птица Чаука снова и снова поет свою песню. И эта песня предвещает ужас. Словно плач, полный страха и тревоги перед тем, что ждет впереди. От ее криков волосы встают дыбом.
Чаука боится тюрьмы /
Закаты стали мрачны /
Они приносят запах смерти, пугая /
Чаука скорую гибель предрекает.
11. Цветы, Напоминающие Ромашки / Инфекция: Синдром Тюрьмы Манус
В дождливые дни остров даже выглядит и пахнет иначе /
Когда льет дождь, комариные стаи где-то прячутся /
А люди больше не изнывают от жары, потом покрываясь /
Цветы, напоминающие ромашки, под каплями сгибаясь /
Танцуют и
