Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Носорог с рацией так и продолжает болтать по ней, не принимая участия в активных действиях и не выражая никаких эмоций по поводу всех этих событий. Возможно, он отчитывается перед начальством, что все под контролем, а нарушитель обезврежен. Руки Пророка уже скованы наручниками, а пара Носорогов держит его за ноги. Большинство Носорогов отошли от него, а их перчатки сняты.
Пророк стонет. Этот стон напоминает тот, что привел меня на крышу коридора.
Стон, без слов и значения /
Стон, звук боли и мучения /
Стон превращается в рыдания /
Вопли и глухие завывания /
Стон. Крик. Плач. Страдания.
Какое-то время Пророк так и лежит там, но ему наверняка легче от того, что он больше не придавлен к земле всем весом Носорогов. Его грудная клетка прижата к земле. Его голова и шея вывернуты так, что видна только половина лица. Вероятно, у него изо рта идет пена, но издалека ее не видно.
Один Носорог сидит на корточках, остальные разошлись. Через несколько мгновений на сцене появляется другая группа: со стороны клиники приближаются люди в белых одеждах. Как у всех врачей и медсестер, у них с собой медицинские сумки. Во всех обществах с организованными структурами такие группы обычно зовутся «Мобильной медицинской бригадой» или «Бригадой неотложной медицинской помощи». А иногда фраза требует дополнения, чего-то вроде «Мобильной медицинской бригады, немедленно прибывающей на место происшествия для оказания помощи пострадавшему или пострадавшим». Термин «немедленно» здесь необходим; обычно тот, кто объявляет об этом, старается подчеркнуть это слово. В любом случае эти группы нужны для срочной помощи. Это важно и необходимо. В любых случаях подобные бригады спешат к пострадавшим со всех ног и торопливо оказывают помощь. И в данном случае команда медиков сработала четко и профессионально. Группа спешащих людей в белом, с медицинскими сумками. Среди них обязательно будет одна или несколько женщин, будто их присутствие наиболее необходимо.
Когда медики прибывают на помощь Пророку, Носороги окончательно разбредаются. С их точки зрения после прибытия медицинской бригады операция считается завершенной и успешной, и можно передать нарушителя на попечение одной из женщин-медсестер. Или одной из женщин-врачей. Или одной из женщин-психологов… Достаточно одной из женщин-медиков. Одной женщины, склонившейся над искалеченным телом, раздавленным мощными коленями. Над телом Пророка.
Медицинская бригада тут же приступает к осмотру. Женщина в белом под светом яркого фонаря прикасается к впадине на спине Пророка. Его тело слегка вздрагивает. Дергается, словно от укола. Затем женщина касается его ребер, и тело Пророка снова сотрясается. Это не просто дрожь, он будто подскакивает на месте. Потом пальцы женщины касаются его шеи и головы. И Пророк снова вздрагивает. Возникает впечатление, что перчатки Носорогов раздробили его кости. Неужели они настолько твердые и острые? В любом случае проблема уже не в сложной текстуре перчаток и металлических вставках в них. Это уже не важно. Важно то, что тело Пророка содрогается при каждом прикосновении. Лучше сказать, он словно пытается выпрыгнуть из своей кожи.
На протяжении всего осмотра один из мужчин, одетых в белое, подсвечивает ей фонариком. У медиков есть право использовать оборудование на свое усмотрение, светить фонариками, как им требуется. Это необходимо для их работы. Женщина в белом касается каждой части тела Пророка, а затем наклоняется, пригнувшись, и что-то тихо ему говорит.
Неясно, что она шепчет ему на ухо. Но, похоже, это работает. Без дальнейших споров она просит одного из мужчин в белом открыть бутылку воды, а затем дает Пророку несколько таблеток. Голова и челюсть Пророка похожи на морду козла, которому дает пилюли пастух. Ему приходится принять таблетки без помощи рук. Слегка надавив, женщина открывает ему рот и высыпает туда горсть таблеток. Вода помогает протолкнуть их в глотку.
Пророк недееспособен. Он пассивен. Он унижен. Его вынудили подчиняться. Точь-в-точь как козу или другое подобное животное. Я наблюдаю за этой сценой, словно за овцой и пастухом; именно такие образы приходят на ум.
Как только он проглатывает таблетки, женщина открывает свой кейс; это один из тех чемоданов, которые носят с собой все врачи. Такие открываются с обеих сторон, в них хранятся баночки с таблетками, комплекты для перевязки ран и антисептическая мазь. Пророк по-прежнему томится на земле. Очевидно, Носороги не считают достаточно безопасным освободить его руки и позволить ему сесть или хотя бы перевернуться. Женщина в несколько быстрых движений накладывает повязку на спину Пророка. Теперь стали заметны пятна крови на его спине. Женщина быстро и точно заканчивает работу и ласково гладит Пророка по волосам, словно утешая ребенка. Медсестры выглядят довольными тем, как они выполнили свои обязанности. Некоторые из них улыбаются Носорогам и затем уходят.
Теперь Пророк остался совсем один. Стадо Носорогов разбрелось. Некоторые из них уходят, провожая медсестер. На протяжении всей этой сцены грудь Пророка остается прижатой к земле. У него искривлена шея. Его ноги безжизненно замерли. Разница лишь в том, что вмятина на его спине и рана на плече заклеены повязками и нет Носорогов, сжимающих его ноги в крепком захвате. Он словно убитый солдат, чье уже бесполезное тело отброшено в сторону, на край поля боя. Он лежит неподвижно, а Носороги стоят в нескольких метрах от него. Больше никто из них не направляет на него лучи фонариков.
* * *
Совсем стемнело. Ночь, величественная и торжествующая, наконец-то берет верх.
Снова наступает тишина. Она прокрадывается под покров ночи. Медленно, но верно прежняя парадоксальная тишина заполняет пейзаж. Шелест ветвей кокосовых пальм и шепот безмятежного ветерка между листьями усиливается, лаская слух. А волны океана все безумнее осаждают берега острова.
Тьма небес еще больше завладевает чувствами. Кажется, что облака образовали лестницу, спускающуюся на землю. Или земля протянула облачную лестницу к небесному мраку, что поднимается все выше и выше. Свежесть, исходящая от неба и облаков, очаровывает.
Моя рука. Моя спина. Мои ребра. Все затекло, и у меня снова начинает кружиться голова. Если я шевельнусь, это может вызвать внизу переполох, ведь на крыше коридора малейшее движение отзывается грохотом. Но мое уставшее тело опять меняет позу без одобрения моего опустевшего разума. Точнее, мой разум снова подчиняется приказам упрямого непокорного тела. Но поведение тела нельзя расценивать как бунт против приказов, поскольку разум их не отдавал. Я перефразирую так: я доверяюсь телу, ведь оно теперь управляет моим сонным разумом; пока сознание
