Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани

Прохладным бризом насладиться спешат /

Я люблю эти цветы за их стойкость и силу /

За огромную волю к жизни, скрытую в стеблей изгибах /

Они растут вопреки всему, привнося в эту грязь красоту /

Они гордо вытягиваются прямо у всех на виду.

Я сижу на куске ствола кокосовой пальмы, спиленном и отброшенном в сторону. Я сижу на бревне беззвездной ночью, рядом с заборами, напротив пляжа, за баками для воды. Природа посвежела и ожила после закатного ливня. Бревно окружили белые цветы, похожие на ромашки, словно кто-то с особой точностью рассыпал семена вокруг этого куска дерева. Несколько цветов удивительным образом выросли прямо из-под обрубка, с грациозным изгибом подняв головы к небесам. Я чувствую особую связь между цветами и духом этой кокосовой пальмы, погибшей раньше, чем она достигла зрелости. Тело этой молодой кокосовой пальмы спилили безжалостной пилой. Ее труп будет лежать здесь долгие годы, пока постепенно не разложится и не вернется обратно в землю, из которой она была рождена.

Там есть и другие цветы, чуть дальше, на другой стороне, рядом с канализационным стоком. Можно сказать, что канализация защищает их, ведь заключенные обходят это место из-за нечистот и никто не решается подойти слишком близко. Участок вокруг дренажа настолько богат грязью и питательными веществами, что цветы там вырастают выше и ярче, чем в других местах. А еще они ощущают присутствие людей. Если дотронуться до их широких закрученных лепестков, они замирают и закрываются. Поэтому их называют «угрюмыми» цветами. Всякий раз, когда я протягиваю руку, чтобы дотронуться до них, они хмурятся и сворачиваются в бутоны. Спустя время они снова медленно и осторожно раскрывают лепестки. Я опять их раздражаю. И цветы вновь смыкаются. Я никогда раньше не видел подобных. Когда я пою, они словно осознают, что рядом происходит нечто особенное, что влияет на их мир. Я замечаю это, поскольку они двигаются медленно и аккуратно и поднимают головы.

И вот на всю эту разнообразную экосистему Мануса опустились сумерки. В отличие от палящего солнца, местная луна – самый благосклонный элемент природы. Луна в полнолуние расцвечивает плотные облака, смешивая яркие краски, как художник-акварелист.

Волшебных красок выступление /

Словно обереги или подношения /

Желтый, оранжевый, красный и прочие /

Магические лунные дары каждой ночи.

При каждом восхождении манусийская луна, словно короной, украшена каким-то особым разноцветным ореолом. Эти сияющие ауры – впечатляющий подарок для глаз, особенно красиво сочетающихся с морем вечных облаков экваториального неба.

Это самое тихое место в Тюрьме Фокс – здесь растут Цветы, Напоминающие Ромашки. Место, где я могу часами быть в одиночестве, вдали от дыхания и запаха других людей. Подальше от суматохи, гвалта и суеты. Под бесконечным гнетом тюрьмы даже самые разговорчивые и шумные заключенные испытывают потребность в изоляции, в поиске тихого, уединенного места.

Если повезет, со мной никто не заговорит. Тем не менее при каждой попытке уединиться я замечаю блуждающих поблизости людей. Или они кладут ноги на заборы на том же участке, что и я. Всегда ожидаемо, что, куда бы я ни пошел, там окажется несколько узников или охранников из G4S. Достаточно одному человеку объявиться, дыша вокруг меня, чтобы это стало помехой.

Поэтому я рад, что заключенные не толпятся в дальних секциях и глухих уголках тюрьмы и не нарушают относительное спокойствие этого места. Что еще важнее, они не топчут «Ромашки». Влажная зона рядом со сточными трубами – единственное место, защищенное от бесцельно блуждающих людей. Она не годится для прогулок.

В мои первые дни пребывания в тюрьме повсюду еще росли цветы – вокруг заборов и рядом со стоками из кухни. Влажная зелень создавала ощущение, что джунгли проникли в тюрьму. Но всего за несколько недель людские ноги растоптали и траву, и цветы. С исчезновением каждого цветка или клочка растительности тюрьма становилась все более варварской и жестокой. Но эта удручающая трансформация, очевидно, не вызывала ни малейшего беспокойства у тех, кто бродил по этим местам.

* * *

В те ночи, что я проводил с «Ромашками», в это уединенное место приходил и улыбающийся юноша по имени Хамид. Улыбка не сходила с его лица. Возможно, на самом деле он вообще не улыбался, а улыбка, словно рисунок, отпечаталась на его лице из-за какого-то происшествия или череды событий в его жизни.

Его безмолвная улыбка /

Начинается с трепета губ зыбкого /

А затем ярко расцветает /

И все его лицо освещает /

Возможно, улыбка прячет тревогу /

Когда его губы дрожат немного /

Но она всегда прекрасна и доверительна /

Она белозуба и заразительна /

Она так гармонично сочетается /

С ямками на щеках, когда он улыбается.

На лице таких людей трудно разглядеть искреннюю улыбку, но улыбка Хамида никогда не отдает фальшью. Она будто говорит: «Взгляни на меня, обрати на меня внимание, вот он я, со своей праздничной улыбкой». Улыбчивый Юноша именно такой: вечная улыбка на его полном лице, пухлые губы, пышные брови, мощные мышцы и крепкая фигура. Он улыбается даже цветам. А иногда – ограждениям и своим шлепанцам, когда сидит, упираясь ногами в забор. Он тих и одинок. Заходя в это укромное место среди цветов, он ступает осторожно. Думаю, он старается не растоптать «Ромашки». Но каждый его шаг так уверенно спокоен, будто Хамид знаком с этими цветами. Он и вправду их знает. Иногда он даже дурачится, гладя цветочные головки, и цветы дуются, как обычно, а это его забавляет. Он радуется, как ребенок.

Другим заключенным время от времени становится любопытно, и они просто так приходят побродить по этому безмятежному месту. Большинство из них больше не показываются здесь после первого же визита. Они без оглядки ломятся сквозь участок зелени, оставляя за собой множество «Ромашек» со сломанными шейками и раздавленными лепестками… бредут бездумно… пребывая в собственном мире. Они проходят, ничего вокруг не замечая, продолжая болтать на ходу, сминая цветы и наводя беспорядок. Затем они разбредаются, как стадо овец.

Но, как и я вечерами, что провожу здесь; как и «Ромашки»; как и океан за забором, Улыбчивый Юноша счастлив, умиротворен и наполнен чувством прекрасного.

Мы с Улыбчивым Юношей редко разговариваем. Мы словно два черных камня, холодных и одиноких, затерянных на просторах пустыни, под тяжестью небес и всех сущностей, что скрыты в них. Мы взаимодействуем только здесь, в этом уютном уголке. Иногда кто-то из нас приходит сюда один, а затем ощущает