Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не мог позволить себе не думать о Кардаме Круме. Не важно, оружием, золотом или хитростью я должен свалить его и тем подчинить Крестес Компании. И только тогда приступлю к решению величайших задач на востоке, первейшая из которых – найти и открыть Врата.
Кто-то позади меня откашлялся. Обернувшись, я увидел свою дочь, стоящую у жаровни.
– В чем дело, Ана?
– Этот человек, инквизитор… – Она почесала на щеке старый шрам от ожога.
– Гонсало.
Она смотрела на мои башмаки.
– Я… я его помню. Он ведь был с тобой тогда?
Я почти забыл. Гонсало в те дни был со мной. Мы охотились на Странников и колдунов, и я знал, что Мара принадлежит к первым, поэтому мы направились в ее город. Гонсало помогал мне допрашивать Мару, когда я ткнул собственную пятилетнюю дочь лицом в жаровню.
– Ну и что?
– Он свидетель. – Ее руки тряслись. Испуганный маленький зверек. – Я расскажу им все, что ты сделал, и ему придется подтвердить. – Ее дрожь стала яростнее. – Ты… тебя раскроют, и все узнают, кто… кто ты такой.
Она права. Гонсало не упустит возможности свалить меня. Оставить Инквизицию, как сделал я, для него значило предать все, во что он верил. Он будет с наслаждением наблюдать, как я получаю по заслугам.
– Так сделай это, – ответил я, – выпусти стрелу. Лично я так и поступил бы.
– Если ты попытаешься… остановить меня, я расскажу Алии. И дня не проходит, чтобы она не приходила ко мне. Она не позволит меня заточить.
Она едва могла говорить от ужаса. Не только из-за меня, но и от своих мыслей. Из-за того что наконец, спустя десять лет кошмаров, отомстит человеку, разрушившему ее жизнь. Тому, кто должен был любить и беречь ее, но не имел такого стремления в сердце.
– Хорошо, – сказал я. – Ты умная девушка, Ана. И ты права. Ты загнала моего султана в угол. Теперь делай что хочешь.
Из окна я наблюдал, как Ана вышла во внутренний двор. Сначала она переговорила с Алией. Потом с Деметрием, который подозвал Палоса, а тот – Гонсало. Я ничего не мог поделать, кроме как наблюдать. А может, и не стремился ничего делать. Моя дочь задумала свой первый великий план. Я был почти горд.
Но значит ли это, что с великой целью покончено? Я был сражен не Иосиасом, Деметрием или Крумом, не теми, кто носит громкие имена, а собственными грехами и слабой девчонкой, решившейся на справедливую месть.
Я вышел в готовности принять то, что там затевалось.
Алия смотрела на меня как на Падшего ангела. Хит и Тревор, как всегда верные, встали рядом со мной. А Деметрий, Палос и Гонсало – перед Аной, словно защищая ее от меня.
– Твоя собственная дочь выдвинула серьезное обвинение против тебя, – произнес Деметрий.
– Ты всегда заходил слишком далеко, Васко. – Гонсало разгладил воротник. – Знай я тогда, что эта девочка – твоя дочь, тотчас же вонзил бы тебе кинжал в сердце.
Я вспомнил, как он подстрекал меня, но такие подробности сейчас неуместны.
– Какое имеет значение, моя она дочь или нет? – пожал плечами я. – Я сделал то, что сделал. Ужасное преступление. Ты собираешься меня наказать за грех десятилетней давности?
– Нет ничего более противоестественного, чем причинение боли своим близким, – сказал Деметрий. – Ты не можешь быть ее опекуном. Я отправлю девочку обратно в Тетис, откуда ее возвратят матери.
– Ты собираешься вести ее через те зараженные червивой гнилью земли, которые мы только что пересекли? – усмехнулся я. – Конечно, горечи между нами столько, что можно отравить стаю гусей, но сейчас не время для радикальных решений. Не время, когда ведьмы произносят заклинания, вызывающие чуму. Не время, когда Кардам Крум готовится к набегу и пиру. Наш долг прежде всего защита людей, и мы не сумеем его исполнить, погрязнув в старых семейных распрях.
– Покиньте мою землю, – с отвращением произнес Палос. – Я вас принял, полагая, что вы верные этосиане. Но вы жестоки.
Мы и без того планировали выступить на север утром.
– Ты сменишь тон, как только увидишь деревья Кардама Крума перед твоим поместьем, – ответил я. – Жестокость имеет разные степени. Бьюсь об заклад, моя слабее, чем его. И кроме того, когда явится орда, чтобы тебя уничтожить, кого ты хотел бы видеть своим защитником? Пай-мальчика вроде него? – Я указал на Деметрия. – Или жестокого человека, который сделает все необходимое, чего бы это ни стоило?
Ана разразилась рыданиями. Алия обняла ее и увела прочь, даже не взглянув в мою сторону.
Гамбит моей дочери сработал только отчасти. Я не свергнут и не в цепях, как она, наверное, представляла. Но мой авторитет был подорван. Люди не пойдут за тем, кто покалечил собственную дочь. Следовать за таким человеком постыдно.
Они разошлись, покачивая головами. Я стянул с плеч шарф. Со мной рядом остались только Тревор и Хит.
– Скверный промах, – заметил Тревор. – Теперь все будут знать, что ты сделал, даже Роун. И достаточно скоро.
– Ты должен был обращаться с ней ласковее, – сказал Хит, как будто уже давно обдумывал эту мысль. – Была возможность показать ей, как ты изменился.
Я смотрел на трех ведьм, висевших на столбах с поникшими головами. Наступающая темнота несла облегчение их пересохшей коже, но холод костям.
– Случалось, я просил людей простить меня за то, что я сделал, – сказал я. – Я даже падал на колени и умолял. Но то, что я сделал с ней, назад не вернуть. Мне нет ни искупления, ни прощения, как бы я к этому ни стремился. Я пригвожден к своему греху, как эти ведьмы к столбам.
– Ты должен был хоть попробовать, пусть даже это было бы бесполезно! – брызгал слюной целитель-альбинос. – Я не понимаю тебя, капитан. Пусть Ана не Странница, она твоя дочь. Даже я не понимаю твоего пренебрежения.
– Моя дочь должна была родиться Странницей, как мы.
– Не важно, Странница она или нет, но все мы люди.
– Ха!.. Теперь ты говоришь как Айкард.
– Возможно, он всегда имел на это право.
– Уроки морали от главного шпиона Михея Железного. Что дальше? Рыбка учит летать?
Взбешенный, Хит ушел прочь, со мной остался
