Испивший тьмы - Замиль Ахтар

Я приложил руку к сердцу:

– Спасибо тебе на добром слове.

– Нет. Тебе спасибо, что спас нас. Я не хотел умирать. И не хотел видеть, как умирают друзья. Ты не только сразил Падшего ангела, ты спас всех нас.

Это так… и не так. Каждый из нас проглотил несколько букв, а значит, каждый отчасти умер. Кроме настоящей Аспарии, которая была совсем мертва и даже хуже – забыта.

Принцип бросил взгляд на яму, где ведьмы смешивали зелье. Он посмотрел на меня, состроил гримасу отвращения и покачал головой. Я пожал плечами в ответ.

– Как считаешь, я должен сбежать? – спросил я его с игривой улыбкой.

– Тебе надо бежать на другой конец света.

– Там меня не очень-то любят, – рассмеялся я.

– Все что угодно лучше, чем пить это, – снова скривился Принцип. – Это пахнет… червями.

Жрец задул в костяной рог. В отличие от Лысого Бориса, он был действительно лыс и покрыт улыбающимися деревьями. Дерево на лбу было особенно детальным, виднелись даже зубы во рту. Жрец носил меха и кости, как и все остальные.

Он заговорил с собравшимися на рутенском.

– Стой, – прервал его Крум. – Ради человека, которого мы сегодня чествуем, я прошу тебя говорить на крестейском языке.

Жрец склонил голову перед каганом и переключился на крестейский.

– Восславим Сакласа, превращающего жизнь в смерть, а смерть в жизнь. В смене времен года мы видим знамения нашего господа. Эти деревья выглядят сейчас мертвыми, но из их смерти вскоре вырастут листья и расцветет жизнь. Так же будет и с нашими мертвыми сердцами. Некоторые сердца тверже коры, но и сквозь них пробивается вода. Сегодня мы чествуем одного из таких людей. Пусть он узрит и вкусит знамения нашего господа.

Звучало очень похоже на этосианскую проповедь. Поскольку они поклонялись одному из наших ангелов, вряд ли стоило удивляться. Кто знает, что еще они позаимствовали у нас и смешали с обычаями рубади и рутенцев?

Ведьма, тоже лысая и татуированная, подошла ко мне с деревянным рогом. Она выкрасила губы пурпурным и источала запах грибов.

Медового цвета жидкость пузырилась. Перед моими глазами пронесся образ червей, купающихся в этих пузырьках. Меня едва не стошнило, но я вовремя сообразил, что это всего лишь видение.

– Что не так? – спросила Мара.

– Ничего. Мне показалось, я что-то видел.

– Ты уверен, что хочешь это сделать? Что, если это…

Яд. Более безопасный способ убить колдуна, чем сражаться с ним. Конечно, я рисковал, но зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад. Риск велик, но и награда тоже.

– Это ради Аны, – ответил я.

Мара сжала мою руку, как будто в знак благодарности.

– Пей, – сказала лесная ведьма. – Пей и становись.

Она улыбалась с почти пугающим рвением.

Я напомнил себе, что это просто мед, эль и, вероятно, грибы, которые подарят мне сны наяву. Ничего, с чем нельзя было бы справиться.

Я взял рог. Он вонял, как кишки одолеваемого глистами кабана, которого я однажды убил на охоте с Эдмаром. Но меня не испугать запахами.

Я поднес рог ко рту, выдохнул и отпил.

На вкус как мед и кровь, смешанная с мочой. Противно, но это не самое противное, что я пихал себе в глотку ради того, чтобы выжить.

– Не так уж плохо, – сказал я Маре и улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ. Редкое, хотя приятное зрелище.

В костях челюсти запульсировала боль, а затем прострелила лоб, будто кто-то разрядил пистолет у меня под подбородком.

– Михей?

Когда мои ноги превратились в желе, Мара подхватила меня. Но она не смогла удержать мой вес, и я рухнул на снег. Язык онемел, я не мог выразить боль и смятение.

– Кто-нибудь, помогите ему! – закричала она.

– Ему помогают прямо сейчас, – ответила лесная ведьма. – И никто иной, как Саклас, наш господь.

В моих жилах извивались черви, на веках плясали видения. Мир вокруг исчез, и его место занял другой.

Город с высокими стенами. Дворец на вершине холма. Я узнал эти зеленые купола, сверкающие в лучах солнца. Костана.

Небесный дворец.

Но что-то в ней неуловимо отличалось. Она не совсем совпадала с тем, что я помнил о городе. Но гораздо хуже оказалось понимание, что я нахожусь не в своем теле.

Я был кем-то другим, и его мысли заглушали мои собственные.

20. Мирный человек

Торжества по поводу десяти лет правления шаха Селима завершились несколько дней назад, и он пожелал меня видеть.

С нашей последней встречи минуло четыре года, тогда он попросил меня войти в состав шуры, обсудить предлагаемые реформы янычарской службы. Я ожидал, что эта встреча будет посвящена чему-то столь же ученому.

Когда безоблачным солнечным днем я взбирался по ступеням к Небесному дворцу, в груди щекотало от предвкушения. Двадцать минут я сидел на скамье в приемной, гадая, о чем пойдет речь. Может, он всего лишь соскучился по старому другу? Но шахи, при всей доступной им роскоши, не могут наслаждаться радостями простой дружбы – отец Селима часто сетовал мне на это, намекая, что я его единственный настоящий друг.

Дворцовые янычары пропустили меня в кабинет шаха Селима. Его письменный стол стоял перед открытыми раздвижными дверьми в сад, наполненный синими и серыми птицами и желтыми и белыми цветами. Стены были заставлены полками с книгами, лежащими аккуратными стопками. Кто-то недавно зажег курильницу с благовониями, и в воздухе витал аромат бахура.

Через пару минут в кабинет вошел шах Селим. Он выглядел образцом крепкого здоровья и хорошей физической формы, как и в годы нашей юности. А в чистом белом кафтане и тюрбане без украшений – еще и образцом простоты и практичности. В руках он держал поднос с апельсиновой халвой, которую, учитывая его стройность, вряд ли ел слишком часто.

– Я попросил приготовить так, как ты любишь, Кева, – сказал он. – Настоящая янычарская халва. Ты непременно должен попробовать.

Воистину это была самая сладкая еда на земле. Мы ели ее перед битвами, после битв и, Лат знает, даже во время битв. После ухода из янычар я стал есть ее на завтрак с масляными лепешками. Но с тех пор как Лунара пожаловалась, что меня с нее пучит, я бросил эту привычку.

– Моя жена сочла бы это предательством не менее подлым, чем любое другое, – сказал я.

Селим усмехнулся. Тот же счастливый смех человека, которого я считал почти братом, когда мы вместе проливали кровь под знаменами его отца.

– Неудивительно, что ты так хорошо выглядишь, – сказал он. – Могу поспорить, ты добежишь отсюда до