Улан Далай - Наталья Юрьевна Илишкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам чего? – бесцеремонно поинтересовался угрюмый мужик в темно-синем сатиновом халате и в таких же штанах с вытертыми до белизны коленями.
Давно уже никто не разговаривал с Чагдаром так грубо. Внутри взметнулась волна жгучего гнева. Рука невольно потянулась к боку, где когда-то висела кобура, челюсти сжались, крылья носа раздулись. Лицо мужика мгновенно потеряло угрюмость и выражало теперь трусоватое подобострастие.
– Мы к товарищу Лазареву. У нас назначено, – проговорил Чагдар жестко и четко.
– К Матвею Осипычу? – осклабился мужик. – Так бы сразу и сказали. Только вам придется его теперь обождать. Буйные от стука заволновались.
– Подождем, – Чагдар оглянулся на брата. Дордже смотрел все так же в себя.
– Проходите вот сюда, присядайте тут на креслы, – указал мужик на потрескавшиеся кожаные диваны, подпиравшие широкую деревянную лестницу, ведущую наверх. – Пойду докладу. Тока фамилие свое скажите.
– Чолункин.
– Ага. Чо-лун-кин, – повторил по слогам мужик и торопливо пересек прихожую. Ноги в парусиновых тапочках на толстой подошве бесшумно двигались по затертому паркетному полу, но только мужик стал подниматься по лестнице, ступеньки начали петь – то скрипуче, то пискляво, то басовито.
Где-то наверху бухнула об стену, открываясь настежь, дверь. Тонкий голос пронзительно закричал:
– Изверги! Белая сволочь! Не дамся! Я красный командир! Красные не сдаются! Где мой пистолет? Стреляйте, трусы! Да здравствует революция!
Стук, падение, еще стук, и по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньки, ссыпался тощий человечек лет сорока в потрепанном военном френче, в кальсонах с волочившимися следом завязками, босой и лохматый, как беспризорник. Увидев незнакомцев, он приложил палец к губам, втиснулся между стоявшими углом диванами и присел там на корточки.
– Не выдавайте, братцы! – прошептал он из своего укрытия.
А по певучей лестнице уже бежали двое в синих халатах, за ними торопливо спускалась медсестра с металлической коробочкой в руках и доктор Лазарев, хоть полысевший и растолстевший, но вполне узнаваемый.
Дордже подвинулся к краю дивана, за которым укрылся беглец, и принялся ласково гладить его по голове и согнутой спине, словно тот был маленьким несмышленым ягненком.
Санитары замедлили бег и теперь крались на цыпочках. Дордже протянул в их сторону руку, призывая остановиться, – санитары опешили, но подчинились, – потом энергично замахал ладонью от себя: мол, уйдите, скройтесь, спрячьтесь. Те переглянулись, задрали головы вверх – там на лестничной площадке стоял доктор, и после его одобрительного кивка шмыгнули за дубовую дверь с табличкой «Столовая».
Дордже потрепал беглеца по давно нечесанной голове, а потом твердо сказал:
– Товарищ командир, белые отступили. Бой окончен.
Лохматый подскочил, как чертик на пружинке.
– Адъютант, где мы сегодня квартируемся? – бодро и строго спросил он у Дордже.
– Там, наверху, – Дордже указал на лестницу и поднялся с дивана. – Я покажу.
– Хорошо, – согласился лохматый. – Я чертовски устал. Будить только в случае атаки противника!
– Есть, товарищ командир! – ответил Дордже и последовал наверх за безумцем. Медсестра развернулась и, пряча за спиной железную коробочку, пошла за присмиревшим пациентом. Санитары вышли из укрытия и тоже двинулись наверх. А доктор Лазарев спустился к Чагдару, едва пришедшему в себя после увиденного.
– Ну, товарищ Чолункин, чем могу быть полезен? – спросил Лазарев, присаживаясь на диван и приглаживая обеими руками кучеряшки, непокорно дыбившиеся по бокам лысины.
– Да вот брата привез к вам на освидетельствование.
– А что с ним не так?
Чагдар прочистил горло.
– Понимаете, Матвей Осипович, он потерял связь с реальностью.
– Ну, уважаемый, потеря связи с реальностью – норма для нашего времени. Мы все живем в мечтах о светлом будущем.
– Так если бы он мечтал о будущем! – с горячностью воскликнул Чагдар. – А он живет в реакционном прошлом. В открытую бормочет молитвы, падает ниц перед идолами и миражами. В наше-то время искоренения религиозных пережитков!
– Хорошо, я готов взять его под наблюдение денька на три.
– На три?! – опешил Чагдар. – Я думал, вы его сегодня осмотрите и выпишете справку.
– Уважаемый, ну у него же не ангина и не геморрой, чтобы я мог так сразу… А кстати, кто вам меня рекомендовал?
– Вы моего отца лечили от сотрясения в восемнадцатом, когда у Маруськи-анархистки…
Лазарев побледнел, на лысине выступили мелкие бисеринки пота. Он порывисто схватил Чагдара за запястье.
– Я все понял. Дайте мне сутки. Завтра заберете брата и результаты освидетельствования.
– Матвей Осипович, да мне страшно оставлять его у вас, вон тут какие пациенты бешеные.
– Не волнуйтесь, мы его к тихим определим. Давайте документы, будем оформлять…
Ночь на койке в общежитии для совпартактива Чагдар провел без сна. Ему казалось, вот придет он завтра в желтый дом и не узнает брата. Или буйные прокрадутся к нему ночью и задушат подушкой. Или Дордже признают опасным для общества и откажутся отпустить домой.
В восемь утра Чагдар уже стоял у прикрытой решеткой двери и жал на пипку звонка. Дверь отворил сам Лазарев.
– Проходите, товарищ Чолункин, проходите! – энергично приветствовал он Чагдара. – Присаживайтесь! Как насчет чаю?
– Где мой брат? – почти выкрикнул Чагдар.
– Товарищ Чолункин, а как вы смотрите, если мы оставим его здесь? – не отвечая на вопрос, осторожно произнес Лазарев.
Чагдар порывисто вскочил со дивана. Лазарев замахал руками.
– Вы меня не дослушали, – зачастил он. – Не пациентом. Я бы взял его в штат санитаром. Он с нашими буйными творит чудеса.
– Вы что, все-таки поместили его к буйным?! – ужаснулся Чагдар.
– Нет-нет, что вы. Мы просто на некоторое время сводили его туда. С его согласия!
– Согласия надо было спрашивать у меня! А я не согласен!
– Жаль, очень жаль. Тот, вчерашний, Командир у него прозвище, разрешил нам подстричь его. А ведь до этого никому не давал прикоснуться к своей голове. На ней, знаете, звезду беляки выжгли. Его сосед добровольно пошел мыться, а ведь у него водобоязнь! Его в Гражданскую пытали, топя в бочке. А тут целый час сидел в ванне и пел песни. Мы бы с помощью вашего брата могли стать клиникой без смирительных рубашек. А?
– Нет, – твердо сказал Чагдар, – исключено. Ему здесь не место.
– Ладно, – вздохнул Лазарев. – Справку я написал. Вот, возьмите.
И протянул лист бумаги с печатью и названием лечебного учреждения, где черным по белому значилось: «Чолункин Дордже Баатрович, 1905 года рождения, находится в состоянии психической инвалидности. Диагноз: вялотекущая шизофрения на почве религиозного фанатизма с астенией соматического происхождения. К работе
