#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Нет, она больше не приедет к своей тете в гости, и та не выйдет во двор из чуть покосившейся деревянной беленой избы, чтобы встретить ее и внуков. Она не приготовит шаньги со сметаной, булочки с яйцом и луком, салат из помидоров и огурцов с огорода. Не будет ее настоящей домашней сметаны, творога, парного молока. Они будут все так же приезжать весной и осенью на картошку, но никогда, никогда эти поездки уже не будут такими, как раньше. В них не будет больше души. Не будет неприятного, но до боли знакомого запаха скотины во втором дворе: коровы, кур, кроликов. Женя вконец осиротела, и она вдруг с такой невообразимой горестью это осознала, что ей стало вдвойне обидно, что в столь отчаянный час Эдуард был не с ней, как будто это именно он легкомысленно бросил ее, а не она выставила его из дома.
Мать Жени, красивая, высокая, бойкая женщина с пышными черными волосами, большими цыганскими томными бархатными и черствыми глазами, когда-то жила в той же деревне, где после окончания техникума работала бухгалтером. Но она так быстро меняла мужей, и все они как один пили, кто-то распускал руки, кто-то, наоборот, терпел измены, что она быстро спилась вместе с ними и умерла в сорок четыре года.
Женю с трехлетнего возраста растила сестра матери, ее противоположность – нескладная, невысокая, костлявая, с выгоревшим бесцветным лицом и такими же мышиными волосами, но при этом она была жилистая, сильная, привыкшая к тяжелому деревенскому труду. Она вышла замуж, родила двоих детей. Это были сестра и брат Жени, и именно сестра с мужем отвезли мать в больницу, когда поняли, что она заболела не просто простудной инфекцией, а коронавирусом. Три дня! Она болела всего три дня, и уже на третий день стала задыхаться, близкие забили тревогу, и в больнице после КТ ей поставили неутешительный диагноз: 75 % поражения легких. «Если бы это была певица, спортсменка или артистка, то, быть может, за нее бы боролись, ввели бы в кому, – думала Женя, – но это была обычная женщина, обычный пожилой человек». Через два дня она угасла.
«Коронавирус! Скольких невинных людей ты отнял у нас по всему свету», – думала Женя. Да что ей был весь свет, когда горести пришли именно к ней, когда именно она утратила почти что мать. Ее не заботили статистики гриппа и других болезней, потому что она знала, что тетя Аня ничем не болела, в больнице не наблюдалась, в поликлинике тоже, а значит, она была бы жива, если бы не пандемия, если бы не всеобщая халатность таких бессовестных людей, как Марина, которые не носили маски и позволили вирусу захватить весь мир.
Нет, все-таки она не могла любить эту женщину, не могла примириться с ее дерзким нравом, неуправляемым характером. Сегодня ей вздумалось тянуть непосильную ношу – воспитывать сирот, а что вздумается завтра? Наплевать на все запреты и встать на сторону тех, кто за вечный хаос, анархию, беспредел? Она попыталась любить, попыталась дружить с ней, помня о хорошем к ней отношении Юли, но из этого ничего не вышло. Она бы зашла еще дальше в жгущих душу приступах нелюбви, даже ненависти, о, она бы накрутила себя, она знала, что накрутила бы, если бы не звонок телефона, внезапно прервавший эту агонию.
Это снова была сестра, Ольга.
– Женя, ну что, вы собираетесь?
– Сейчас начну собирать вещи. Да только не знаю как. Что с собой брать? Мне троих детей везти на автобусе, поезде, потом опять на автобусе и пешком. Еду какую-то надо с собой, одежду, наверное.
– Ты что, не на машине? Она ведь вроде твоя, ты же на свою зарплату покупала? Неужели Эдуард забрал?
Женя на несколько мгновений замерла. Какая машина? Ах да! Бережливая и неприхотливая, со своей зарплаты она накопила на недорогой автомобиль.
– Я уступила машину Эдуарду, – выдавила из себя наконец Женя, – он ведь на квартиру не претендует. Да и зачем мне машина? Я не умею водить, да и не смогу никогда.
– Ты до сих пор не научилась? Ох, да как же вы поедете? Тогда… оставь детей дома.
– С кем? – поразилась Женя.
– С отцом! – Ольга произнесла последние слова с таким возмущением, будто Женя совсем перестала понимать русский язык.
– Нет, никогда!
– Тогда позвони ему и попроси поехать с вами. Он разве откажет?
– Ну нет, просить никого ни о чем я не буду.
– Ох, какая же ты… упрямая! – она хотела сказать совсем другое слово, но вовремя спохватилась и смягчила эпитет.
Через полчаса Женя уже валилась с ног от усталости, потому что мальчики ее не слушались, не собирали вещи в рюкзаки, а если собирали, то складывали игрушки, бластеры, конструктор – то есть вовсе не то, что она просила, не самое необходимое для дороги: нижнее белье, футболки, кофты. Младший наотрез отказывался вытряхивать игрушки из рюкзака, он плакал и визжал, а Женя не знала, что на него нашло, ведь он был самым послушным из всех.
– Неужели вы не понимаете, что мне и так плохо! Я умираю от тоски! Моя мать умерла, ваша бабушка… – воскликнула она, теряя силы. Женя смотрела на непослушные лица мальчиков, на их дерзко задранные носы, выгоревшие на солнце брови, бледно-голубые глаза, волосы, бритые очень коротко, и не видела ни в единой черточке этих угловатых лиц сострадания. О детство, о непреодолимое и жестокое равнодушие, с которым ты смотришь на смерть и чужую скорбь!
И вдруг неожиданно в этот самый момент раздался звонок в дверь. Женя спохватилась: вдруг это органы опеки? Соседи не выдержали и пожаловались на нее, и вот они пришли именно тогда, когда она кричит на детей. Холод пробежал между лопаток. С ее детьми она могла ждать любые проверки, любые кляузы. Но несмотря на то, что она сама до ужаса боялась органов опеки, – когда не так давно она узнала о беде Марины и
