1647 год. Королева Наташка. - Павел Кучер

Никогда раньше не видела, что бы водку (настоящую, крепкую, градусов пятьдесят), пили, как воду или чай. Большими глотками, по ходу беседы, не сильно обременяя себя закуской. Хотя, что там у нас за закуска? Обычная складчина. Вперемешку. Консервированный спиртом белый хлеб (чистые понты, но гости оценили), толстые ломти простой деревенской лепешки, небрежно наструганное мясо (солонина, окорок и что-то вроде поджаренного сала, с мясными прожилками). Яблоки, репа, странный продолговатый лук, который местные кусают, как фрукты. Имелось даже бледное подобие чесночного салата, с грибами и зеленью… Что нашлось на импровизированной кухне — разом и вывалили. Шведский стол, пусть без вилок… Сервиз — конфисковали в надвратной башне. Видимо, он специально хранился, для почетных гостей. Выпивку разлили в две бутыли с витыми пробками и пару прозрачных графинчиков. Типичный ход, в данном месте и времени, как я теперь понимаю. Напиток один, а разнокалиберной посуды много. Со стороны — производит впечатление изобилия…

Честно говоря, только одинаковые графинчики меня и спасли. После первой рюмашки (граммов 200, почти стакана!) шнапса ходить или стоять я уже не могла. В голове зашумело, в глазах закачалось, а язык, хоть и начал слегка заплетаться, но при этом задрыгался, словно сам по себе. Парни переглянулись… и что-то сделали… Графинчики остались те же самые, только в следующей рюмке-стакане у меня оказалась простая вода. И потом — тоже она. Наверное, только эта подмена меня и спасла. Сознаюсь, в вопросах распития спиртных напитков — слаба. Ой! Только сейчас дошло. Если б не ребята, я бы наверняка нажралась в зюзю. В прямом эфире. Позор-то какой! Вот что значит, тяжелая наследственность… А не пить — тоже нельзя. В конце концов, эти люди сами сюда пришли…

А, ладно! Пронесло… Всё равно, если я верно понимаю логику составления «исторических документов», наши враги в мемуарах напишут, что упившаяся до поросячьего визга предводительница банды анархистов устроила пьяный шабаш. Голой плясала на обеденном столе, посреди штабеля трупов, аккомпанируя сама себе на драном аккордеоне и распевая «Цыпленок жареный».

Утрирую конечно. Откуда им «Цыпленка» знать? Наверное, сочинят, будто я вела себя на переговоров «некультурно». И потом, каждый комментатор, будет наполнять это словечко своим смыслом. Ха! На себя бы посмотрели. Был бы жив Гуго Гроций, он бы, от ваших манер за столом, снова умер. На этот раз — от стыда… Человек ещё 20 лет назад ясно всем растолковал, в «De jure belle ac pacis» («О праве войны и мира»), что хоть война и вытекает их естественного стремления человека к самосохранению, меру тоже надо знать… Приняли послов? Напоили? Накормили? На вопросы ответили? Чего вам ещё? Если ответы не по нутру, так кто вам доктор? Вон, за стеной, поленницы мертвых тел. Недовольные могут присоединиться… Аргумент? А не будь их, разговор вообще бы не состоялся.

— «…Максимилиан Баварский, уполномочил нас сообщить, что крайне раздражен поведением папских самозванцев…» — это барон обо мне с Фрицем, в третьем лице, — «…требует перестать подстрекать подданных к мятежу против законной власти…» Заучил, как попугай, заранее составленный текст и отбарабанил его, без запинки. Механически поклонился, хватил, без тоста и закуски, полную чарку, сел и уставился стеклянными глазами. Отбыл номер. «А теперь — казните!» Нет, идея принимать делегацию именно здесь — просто отличная. Атмосфера мертвецкой создает правильное настроение. Тетка слушала, затаив дыхание, а когда он замолк — кинулась жрать, как в последний раз. И наследник за нею… Нервы-с! Напрасно они переживали… У меня, пока речь тянулась, как раз первая доза по жилкам пошла. Стало тепло и хорошо. И всё до фени. Сначала, точно помню, хотела ответить грубо: «Да и в рот вашему Максимилиану потные ноги». Нашелся тут, понимаешь, «поборник прав». Передумала… Представила наших мужиков, в такой вот ситуации, сделала знак наполнить посуду и выдала… ответный тост — «За здоровье и долголетие герцога Баварского!» Правда, сидя… Барон побелел, сделал какие-то свои выводы, осушил чарку и накинулся на еду, наравне с родственниками. Видно решил, что это какое-то особо изощренное проклятие. А что я им такого особенного сказала? А-а-а… Максимилиан, пока ещё, числится курфюрстом… Я, выходит, его первой, обратно в герцоги разжаловала, раньше императора. Так послезнание ж, чо? Усугубим…

— Плевать нам на Максимилиана, — говорю, — Можете так ему и передать. Сами-то, — спрашиваю, — как теперь, рядом с нами, жить собираетесь? Видите, мы люди простые, грубые, шуток не понимаем, — вот тут он, первый раз, налил себе сам… И промолчал… Прав был товарищ Ахинеев — «Хамство, подкрепленное военной силой, в оправданиях не нуждается». Абсолютизм, как высшая форма феодализма — всегда ставка на голую силу. Другого-то языка господа феодалы не понимают. А теперь напоролись на ответку и боятся нарываться… Ну, хорошо, я сама скажу… Пока попов поблизости нет, а мне море по колено. Один черт, историки всё переврут… Даже со стенограммой.

— Римский Папа, — продолжаю, — считает, что в Германии позабыли божьи заповеди. Власть оружия уже давно кажется вам источником всякого права. Папа полагает, что будет полезно проверить, как поведут себя люди, если такое право, в равной степени, получит каждый желающий, независимо от богатства и знатности. Нам предложили поставить опыт. А вдруг, таким образом, выйдет построить царство божье прямо на земле? — сама знаю, что это пьяная ересь, но зато честно, — Вам предлагается принять посильное участие. Согласны?

Все трое, почти синхронно, прекратили жевать. Тишина за столом. Пока гости приходили в себя, парни успели разлить ещё по одной. Сынок готов был что-то в ответ вякнуть, но вздрогнул, перекосился и смолчал. Не иначе — маман под столом ущипнула. Зато у отца семейства дыбом встали усы. Видимо, решил, что его вот так, запросто, публично, склоняют к измене сюзерену (или кто там над ним в иерархии?). Ха! Оно нам надо?

— Всё останется, как было, — поясняю, — требование одно. Свободный проход всех желающих через ваши земли в нашу сторону. Университету нужны люди, — смотрит непонимающе, — Университетом будет править Совет. Кронахом — тоже… Местное население станет лично свободным и будет поголовно вооружено. Всё…

Вот теперь, до господина барона, начало доходить. По-моему, он даже протрезвел… По крайней мере — губы задрожали и руки тоже… В Германии, после Тридцатилетней войны, свободный крестьянин встречается реже, чем белая ворона. Крепостное право тут самое лютое в Европе. Барщина 5–6 дней в неделю. Помещику принадлежит земля, строения, движимое и недвижимое имущество и сами крестьяне, как рабочая скотина. В пределах своих владений даже мелкий феодал — полновластный хозяин над жизнью и смертью каждого. Наш скромный анклав, посреди описанного «благолепия», подобен зажигательной бомбе в пороховом погребе. В Московии у крепостного есть отдушины — народ бежит в леса, на Север, к казакам, в вольную Сибирь… Здесь выбора нет — подчиняйся и умри или бунтуй, если хочешь умереть быстрее. Разоренные войной города очень туго принимают беженцев… Наш островок университетской свободы, неподвластный центральной власти, наверняка превратится в маяк для потока разнообразных бродяг. Император будет недоволен… Властители будут недовольны… Но, с другой стороны, они далеко, а сборище кровожадных вагантов — под самым боком.

— Если вам кажется, что Максимилиан Баварский способен победить — все свободны… Если вы готовы не чинить препятствий несчастным, желающим к нам присоединиться, — придется встать, настал торжественный момент, — Университет может авансом компенсировать непредвиденные расходы, — пора попытаться щелкнуть пальцами.

Получилось! На мелкую моторику шнапс почти не повлиял… Мальчики встают по бокам и синхронно тянут скатерть на меня. Между сервировкой и продолжающим сидеть семейством (мне кажется, их выносить понадобится, сами до экипажей не дойдут) обнажается чистый просвет полотна. Один из них делает два шага вперед, склоняется в полупоклоне… Россыпь кристаллов рутила вспыхивает, на материи платка, радужными искрами. Взятка, с учетом текущего курса на бирже Амстердама, истинно королевская… Любуйтесь, господа!

Барон подпрыгивает на месте… Дико косится на супругу (видимо в прошлой жизни она была гусыней, щиплется просто мастерски) и пробует сфокусировать взгляд на сверкающем великолепии… Думай, дядя, а то платочек и свернуть недолго. И только посмей со мной торговаться! Я это не умею… А значит — и тебе не позволю. Не стал… Неловко заерзал, пытаясь встать… Вцепился в скатерть. Куда?! Стол опрокинешь! Ну, и что вы хотите нам сообщить? Нет слов? И не надо! Поднимаю свою рюмку на уровень плеча и подмигиваю. В каком-то псевдоисторическом фильме мне подобная сцена попадалась. Правда, там заговорщики выпивали тет-а-тет. Пыхнувшую сбоку вспышку фотоаппарата, мне кажется, никто из семейства не заметил. Ой! Лечу! Поймали и усадили… Вертеть головой в таком состоянии мне противопоказано. И вообще, за вредную работу рейхсканцлером пора бы молоко выдавать. Ощущение, словно во время ремонта растворителя нанюхалась…