Коптский крест. Дилогия - Борис Батыршин

  Мы с Ваней понаблюдали за этим балаганом, а потом, демонстративно обойдя победителя, выбрали гида поспокойнее - и с ним отправились в город.

  Первым, самым сильным впечатлением, стали огромные своры бродячих собак - эта деталь знакома любому, кто интересовался описаниями Стамбула 19-го века. Но, боже мой, как жутко они выглядит в действительности!

  Памятники древности, которые еще не успели выветриться из нашей туристической памяти, выглядят угнетающе: высокие византийские стены давно истаяли, подобно ледяному городку весной. Кое- где еще торчат, подобно гнилым зубам, остатки башен: ворота давно заложены, кое- где еще стоят стены в два ряда. Вдоль них, в сухом рву, повсюду разбиты огороды.

  На другой день, вечером, пароход снялся с якоря, и уже на следующее утро мы уже были в Дарданеллах. Архипелаг тоже не порадовал нас летним солнцем - погода стояла тихая, но сырая и промозглая. То и дело накрапывал дождь. Я, от нечего делать, прогуливался по мостику и недовольно поглядывал на острова Архипелага. Где оно, синее небо и восхитительные фиолетовые острова, вырастающие из морской дали? Вокруг все было серым и холодным, живо напоминая об осени на Балтике. Казалось - вот-вот в туманном мареве проявятся глыбы фортов Кронштадта и унылые калоши землечерпалок, пыхтящих на фарватере...

  Так что, в Архипелаге свободного времени у нас хватало; делать было решительно нечего, смотреть не на что. Суета и благолепие паломников, признаться, порядком уже поднадоели, а потому приходилось убивать время: мы изучали карты Сирии (и закупленные в еще в Одессе, и те, что были закачаны на планшет), и перебирали снаряжение.

  Об этом стоит рассказать детальнее. Отправляясь на Ближний Восток, мы запаслись солидным арсеналом; за неделю до отъезда я навестил оружейный магазин и приобрел новейшую французскую винтовку системы Лебеля. Она только этом году была принята на вооружение во Франции; коммерческий образец заметно короче армейского, - почти карабин, - и отличается дорогим ореховым ложем. Солидный, полный чувства собственного достоинства приказчик долго распространялся о специальном "целевом", штучном исполнении оружия. Я ему поверил - ещё бы, за такие- то деньги! Стоила винтовка около ста восьмидесяти рублей; еще в десять рублей обошлись кое- какие доработки. Я захотел оснастить приобретение "телескопом" (так здесь называют оптический прицел); однако здешние системы, которые продемонстрировал приказчик, меня категорически не устроили.

  При оружейном магазине имелась небольшая мастерская, где по желанию клиента мастер мог подогнать купленное оружие; делали здесь и мелкий ремонт. Так что на следующий день я снова зашел в магазин господина Биткова и попросил установить на "лебель" планку Вивера, доставленную из 21-го века. Мастер с огромным любопытством оглядел диковину, и поинтересовался, под какой "телескоп" предстоит приспособить сие устройство. Пришлось выложить и "телескоп" - дорогущий "Сваровски" с регулируемой кратностью и азотным заполнением. Мастер долго вертел его в руках, а потом, пробормотав под нос что-то типа "аглицкая работа", взялся за дело. Заказ доставили на Гороховскую на следующее утро; мы с Иваном специально ездили на стрельбище Московского охотничьего общества, опробовали новинку и остались вполне довольны. Теперь в нашем распоряжении имелось точное, мощное и скорострельное оружие: таким вот винтовкам предстояло, с некоторыми доработками, прослужить еще полвека и принять участие в обоих мировых войнах. Несколько портило впечатление отсутствие предохранителя и мешкотное снаряжение магазина, но все же 8 патронов плюс один в патроннике и еще один на лотке - серьезный аргумент, по сравнению с общераспространенными здесь однозарядными винтовками Бердана, Гра или Шнайдера.

  Кроме винтовки, ставшей в одночасье снайперской, в арсенал вошел офицерский "Веблей". Ваня потребовал специально для него прихватить из будущего помповый дробовик; но, здраво рассудив, я решил поумерить аппетиты сына и приобрел там же, на Никольской, двустволку-горизонталку убойного 10-го калибра. Тут же, в мастерской, ружью совершили "обрезание", превратив покупку в классическую сициийскую "лупару" *. Оружие укомплектовали сотней патронов с картечью - так что, теперь Иван был теперь достаточно грозно вооружен.

  ##* Лупара -обрез охотничьего ружья с укороченными блоком стволов и прикладом. Использовалась сицилийскими пастухами для защиты стада от волков, откуда и произошло название оружия (по- сицилийски - lupu - "волк"). Излюбленное оружие Коза Ностры.

  Мы, конечно, надеялись, что пускать в ход этот арсенал не придется; однако положение белых путешественников в диких странах обязывало. Иван, заодно, прихватил из 21-го века ружейные чехлы, тактические фонари и прочее необходимое снаряжение. Я пытался протестовать, но недолго - уж больно тяжелой и неудобной оказалась местная амуниция. В любом случае, современная, на липучках, универсальная тактическая кобура оказалась куда практичнее прилагавшегося к револьверу кожаного чудовища в полкило весом, тоже, по какому-то недоразумению именуемого кобурой.

  Пользуясь вынужденным бездельем, мы извлекли из кофра почистили весь наш арсенал, а так же прочую воинскую амуницию; я совсем было собрался упаковывать смертоносные игрушки обратно, как Ване пришла в голову мысль опробовать оружие в дело. Оказывается, он видел, как двое из пассажиров первого класса развлекались в компании второго помощника стрельбой по чайкам; а мы- то чем хуже?

  Воистину, благословенна наивность и непосредственность 19-го века! Я представил, в какой бы приступ паники вогнала бы капитана какого-нибудь круизного лайнера просьба позволить опробовать на палубе снайперскую винтовку, револьвер и обрез двустволки! А этим - всё нипочем : мало того, что разрешение было получено тут же, так к нам приставили еще и матроса для услуг. Ему было велено отыскать для господ пассажиров с десяток порожних ящиков, которые и послужили нам мишенями. Ни о каких документах на оружие, никто не заикнулся - с какой стати? Не хватало еще вмешиваться в приватные дела джентльмена, путешествующего по своим надобностям...

  Стрельбы прошли вполне успешно; паломники взирали на нас с немым укором, но так ничего и не сказали - у богатых свои причуды.

  *******************************************

  Помнится, когда морское путешествие только начиналось, я изнывал от нетерпения - так хотелось скорее попасть на борту парохода и вкусить прелестей морского путешествия в стиле "Детей капитана Гранта". И впечатлений, надо признать, хватило - уже на третий день я, с разрешения одного из помощников капитана, взобрался на марс (так называется здоровенная платформа посредине мачты). Отец, узрев это, скакал по палубе, грозно орал и грозил репрессиями; помощник добродушно похохатывал, и втолковывал ему, что: "ничего, пуцай малцик порезвится, ему от этого польза будет". Экипаж судна - вообще отдельная сага: сплошь греки, уроженцы Одессы: смуглые, бородатые, неизменно веселые, они приводили отца в восторг своим неповторимым говором. Он то и дело поминал "Гамбринус", рассказы Бунина (каюсь, не читал) и все просил сфотографировать его с мореходами; таких кадров я нащелкал несчетное множество. В итоге, разрешение сидеть на марсе было получено (при условии хорошей погоды и слабой качки), и я проводил там долгие часы. Наверх не долетали кухонные и прочие запахи, распространяемые толпой паломников, не были слышны визгливые молитвы и причитания. К концу второго дня я карабкался по вантам (это такие веревочные лестницы по бокам мачт) как заправский морской волк, взлетая на решетчатые площадки марсов чуть ли не быстрее привычных к этому греков.

  Матросы, посменно дежурившие не верхотуре, приняли меня, как своего: хлопали по плечам, учили правильно называть корабельные снасти и угощали каменной твердости солеными галетами. А я в ответку делился с ними леденцами "Холлс", изрядный запас которых прихватил с собой в путешествие.

  Я обнаглел настолько, что пристраивался здесь, на полпути между небом и палубой, с планшетом - и находил удовольствие в том, чтобы, сидя на раскачивающемся марсе, "листать" на экране читанные- перечитанные книги о путешествиях. В кои- то веки я добрался и до "Моби Дика"; отец давно и безуспешно пытался мне его подсунуть. Дома я не смог одолеть больше десятка страниц; здесь книга пошла "на ура", и я часами валялся на решетчатом настиле и глотал страницу за страницей. Я впервые оценил слова отца о том, что некоторые книги непременно надо читать на бумаге: как же я жалел, что бессмертное творение Мелвилла досталось мне в электронном виде!

  Кстати, о бумаге. Отец верен себе: ежевечерне он садится за крошечный столик в каюте и начинает писать в большую клеенчатую тетрадь, приобретенную для этой цели еще в Одессе. Он с самого начала заявил, что намерен, на предмет вживания в образ, вести путевые заметки в стиле девятнадцатого века; и теперь старательно выполняет этот зарок. Почерк у отца ужасный; отчаявшись разобрать что-то на первой странице, я предложил условно считать тетрадкой прихваченный с собой "МакЭйр" и вести заметки в "ворде"; отец с негодованием отверг это рацпредложение. Ну ничего, посмотрим, надолго ли его хватит.