Коптский крест. Дилогия - Борис Батыршин

  Мы подошли к ним и заговорили. Англичане, услышав звуки родного языка, поначалу смотрели на нас несколько недоумённо; но, стоило нам представиться американцами, живущими в России, как лёд отчуждения был сломан. Англичане оказались туристами: они передвигались большой кавалькадой, на прекрасных лошадях, в сопровождении почтенной дамы в маленькой каретке на носилках, напоминающей китайский паланкин. Но разница та, что носилки несли не люди, а два мула впереди и позади каретки. Господа просвещённые мореплаватели путешествовали с комфортом и независимостью, составлявшими разительный контраст с караваном паломников. Как оказалось, они странствовали от самого Иерусалима; устроителем тура выступала контора всесветного "Кука*", в которой можно получить все удобства для путешествий по Сирии. Однако ж, это было доступно только для богатых людей. Услышав об этом, мы с Ваней переглянулись - вот что значит неосведомленность! Узнай мы о такой конторе в Москве, то уж, конечно, постарались бы отыскать представительство компании "Кук" и прибегнуть к их услугам. Но теперь было поздно - в сирийской глуши туристического агента днем с огнем не найти. Однако - опыт англичан следовало творчески переосмыслить.

  А за спиной у нас бурчали паломники- старообрядцы:

  - Это из какого же народа они будут? - спрашивает один другого.

  - Англичане, вот те, что с бурами все время воюют.

  - Так чего же эти гуляют, когда у них война?

  - Да, ведь, они сами не воюют: у них войско наёмное. Богатый народ! Денежки чего не сделают: вот они тут, видишь, как путешествуют, а в Африке за них сражается всякий пришлый люд. Мечтают весь мир завоевать через свои богачества.

  - Кая польза человеку, "аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою"? - с укором произнёс собеседник. Второй старообрядец ничего на это не сказал; видимо, вопрос был риторическим.

  ##* Первое в истории туристическое агентство "Томас Кук и сын" открыто 1841 году Томасом Куком, фактически, изобретателем организованного туризма.

  *******************************************

  В- общем, было решено избавиться от ишаков и пересесть на более благородных животных. В конце концов, чем мы хуже гордых бриттов? Хватит с нас прелестей паломничьего быта!

  Ближе к ночи, в селение, где остановился караван, явился отряд вооруженных бедуинов. Признаться, меня пробрало - эти ребята выглядели так, будто вышли из фильма "Лоуренс Аравийский". Не хватало только верблюдов - все поголовно были на лошадях, причем многие имели еще и заводных.

  Бедуины бесцеремонно расположились на главной площади, расшугав безответных паломников; лишь стемнело, эти модджахеды устроили свои пляски - с непременным размахиванием оружием и гортанными воплями. Не хватало пальбы в воздух - но, видимо, боеприпасы здесь были чересчур дороги. Так что арабы ограничились тем, что потрясали своими карамультуками да лязгали клинками сабелюк.

  У них отец и сторговал двух кобыл - пришлось перебрать голов восемь, прежде чем удалось выбрать лошадей поспокойнее. Против ожидания, бедуины расстались с ними легко; правда, торговались они с чисто восточным упоением, и по- моему, из любви к чистому искусству -выигрыш их составил в итоге ничтожную сумму. Вместе с двумя верховыми, удалось приобрести еще и добронравную лошадку под вьюки; впрочем, вся наша поклажа в них все одно не разместилась бы. Отец решил и эту проблему - побродив по становищам богомольцев, он сыскал двоих монахов откуда-то из Ярославской губернии, в конец измученных тяготами пешего пути. Этим божьим людям и препоручили заботы о нашем обозе. Монахи должны были вместо нас следовать с группой состоятельных паломников верхом на наших бывших ослах; еще один осел в лице нашего мукари, тоже оставался при них. Для верности, монахи были простимулированы десятью рублями на двоих. Было условлено, что мы заберем тарантас по прибытии в Маалюлю, а пока - нас ждали четыре дня пути верхами, по караванной тропе. Паломникам же предстояло провести в дороге никак не менее полутора недель. В потертые до дыр ковровые вьюки, прилагавшиеся к купленным скотинкам, мы увязали самое необходимое - по паре смен белья, Кое-что из одежды, палатку, бивачное имущество, продовольствие. В числе прочего были и кожаные бурдюки; мы, однако, не рискнули набирать туда воду для питься, удовлетворившись тщательно задекорированными мешковиной пластиковыми канистрами.

  Не было забыто и оружие; отец пристегнул к седлу чехол с "лебелем" и повесил на пояс револьвер. Я же пристроил поперек седла лупару, обвешавшись патронташами, как революционный матрос пулеметными лентами. "Галан" прятался во вьюке: можно было легко вытащить револьвер, засунув руку под клапан из засаленной ковровой ткани.

  Отец настоял на том, чтобы надеть броники; пришлось уступить, хотя я и без того обливался потом. Жилет с навешанными кармашками разгрузки я нацепил прямо сетчатую майку, но все равно, раздражал он неимоверно - и, к тому же, мешал сидеть в седле, особенно на рыси. Арабы ездили без шпор; вместе с кобылой мне досталась разукрашенная медными чеканными пластинами плетка, на которую скотинка покосилась с нескрываемой неприязнью.

  Первый же день верхового путешествия ознаменовался неприятным инцидентом. Мы проезжали через небольшой грязноватый городок; он стоял точно на паломническом тракте, однако, мукари при расставании не советовал в нем задерживаться; внятных объяснений, впрочем, не последовало, так что отец решил все же сделать там привал и напоить лошадей.

  Есть такая арабская пословица: "иногда и осел иногда ревет не напрасно". Зря мы не послушались проводника! Стоило сойти с седел на площади возле колодца, как мы были атакованы ордой грязных, вопящих гоблинов. Агрессоры швырялись камнями, один из которых чувствительно угодил мне в плечо, не защищенное броником; другой заехал между ушей кобыле, да так, что та встала на дыбы, едва не оборвав повод.

  Гоблины оказались арабскими детьми; отец махнул на них плеткой, но те лишь ретировались за изгородь и продолжили бомбардировку оттуда; на этот раз мне чуть ли не в физиономию прилетел катыш ослиного помета. Тогда отец вытащил револьвер и пальнул в воздух - юные ваххабиты разом прыснули в стороны. Ушибленное плечо горело, навозная блямба на груди воняла, и я кровожадно мечтал о том, чтобы разрядить вслед поганцам оба ствола лупары.

  Минут через пять, когда мы все же принялись поить своих скотов, к колодцу явился местный патриарх - сириец неопределенно- почтенного возраста с длиннейшей библейской бородой. Тут и выяснились причины этой микро-интифады: оказалось, во время недавней войны городок выставил от себя целую роту, и из нее будто бы не вернулось домой ни одного человека. С тех пор жители городка не могут равнодушно видеть русских. Паломники, обычно плохо подчиняющиеся дисциплине в пути, проходя через это селение, идут плотной толпой; начальник каравана и кавасы беспокойно разъезжают взад- вперёд, поскольку опасения в самом деле серьёзны - русские богомольцы не раз подвергались здесь нападениям. Вежливый дед усиленно рекомендовал нам не задерживаться; отец внял, и вскоре мы покинули негостеприимный городишко. Лошади шли на рысях; несовершеннолетние террористы орали что-то из-за изгородей и снова пытались кидаться камнями - но издали, так как помнили о револьвере. Это прибавило нам уверенности в себе - но я все равно не убирал ладони с шейки приклада лупары...

  Отъехав на пару километров, мы перешли на шаг; отец спрятал оружие (до того он все время держал "веблей" в руке, так чтобы его было хорошо видно со стороны), и с облегчением заявил: "ну вот, мы попали в библейскую историю".

  Я хохмы не понял; тогда он пересказал эпизод из Писания - о детях, бросавших камнями в пророка Елисея. Если верить Библии, сопливым муджахеддинам сильно не повезло - на призыв изобиженного старца "вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребёнка*". Мне это понравилось - а вот нехрен трогать мирных путешественников! Увы, за неимением такой группы поддержки, нам приходилось впредь рассчитывать лишь на огнестрел. Воистину, "добрым словом и револьвером добьешься куда больше, чем одним только добрым словом"....

  ##* Четвертая книга Царств, гл. 4.

  Часы лениво утекали, и за неспешной дорожной беседой мы оба прозевали пыльное облачко, возникшее на гребне холма ...

  Глава девятая

  - Ну вот, пора нам и расставаться, друзья. - мягко произнес Никонов. - Еще раз - огромное спасибо за то, что не дали мне пропасть.

  Гости из будущего невесело молчали. Вечерело; на Москву накатывались сумерки. В углах комнаты притаились тени; не желая возиться с прикрученным на время отсутствия законных хозяев газовым краном, решили обойтись свечками. Николка сидел возле остывшего самовара, Ольга, стоя у окна, глядела на улицу; ее тонкие пальцы нервно терзали платок. Девушка не стала переодеваться - на ней все еще было то платье, в котором она гуляла сегодня по Москве; то самое, которое несколько часов назад Никонов прислал с Яшей из Верхних рядов. Однако ж, восторги, как по поводу обновки, так и по поводу самой прогулки, давно утихли - деревянная спина, заострившиеся плечи Ольги ясно давали понять, что девушка едва сдерживает отнюдь не радостные эмоции...