Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Луиз совершенно выдохлась, когда наконец поделилась с нами всем этим. Тара и я отвели ее в кровать, и следующие несколько дней мы продолжали болтать и откровенничать друг с другом. Все, что рассказала мне Луиз, должно было заставить меня разорвать отношения с мамой – так я это вижу сейчас. Но тогда я была еще молода, сильно нуждалась в ней и была очень благодарна, что она нуждается во мне.
Когда настала пора отвезти Луиз туда, где она была обязана жить, и снова вернуть ее на попечение социальных служб, она совершенно не хотела уезжать, а я совершенно не хотела везти ее. Однако я понимала, что если ослушаюсь и нарушу условия ее содержания, проблемы начнутся и у меня, и у нее. Во время прощания мы плакали, и не было ничего удивительного в том, что через несколько дней она убежала из приемного дома и снова появилась у меня на пороге. На этот раз она вела себя еще более отчаянно. Я убедила ее вернуться назад, но она продолжала приходить. Ее приемные родители и соцработники были крайне возмущены, но Луиз стояла на своем и заявляла, что не готова больше оставаться в том доме, и ей все равно, есть приказ об опеке или нет. Ей ответили, что единственный шанс освободиться от опеки – это пойти в суд и добиться отмены этого приказа, но предупредили, что если она это сделает, их ответственность перед ней будет снята полностью, и она окажется бездомной.
Однако ничто не могло остановить ее, и она начала добиваться отмены приказа. Пока совершались все юридические приготовления, она приехала ко мне с Тарой и осталась у нас на несколько недель, прежде чем местный юрист подобрал ей подходящее место жительства неподалеку. Я бы предпочла, чтобы Луиз жила со мной и Тарой, но это не устраивало представителей закона.
Когда опека над Луиз была наконец снята, больше ничего не мешало ей поддерживать связь с мамой, и я спросила у нее и у Тары, хотят ли они как-нибудь навестить ее вместе со мной. Они не захотели, но я убедила их это сделать, потому что все еще верила в свое обязательство поддерживать маму и думала, что если она их увидит, то это ей поможет. Кроме того, я думала, что в результате станет легче и Таре с Луиз, потому что хоть у них и есть веские причины обижаться на маму, но я чувствовала, что они по-своему очень скучают. Еще я объяснила им, что, по ощущениям, мама изменилась с тех пор, как началось ее тюремное заключение – теперь она казалась искренне любящей, часто меня обнимала, а когда я уходила, то огорчалась и плакала. Их удивило и заинтересовало это обстоятельство, они стали раздумывать, вдруг и у них могут возникнуть другие отношения с мамой. В конце концов, они согласились, и я написала маме, что мы вместе хотим навестить ее. Она ответила, что организует разрешение на тюремное свидание и будет очень рада всех нас увидеть.
Мы отправились в четырехчасовую поездку до Дарема вместе, и к тому же взяли с собой сына Тары и мою Эми – тюремные правила запрещали посещение для более старших детей, но еще разрешали брать с собой совсем малышей (хотя позже власти запретили маме видеться с кем-либо младше восемнадцати лет).
У мамы была какая-никакая связь с Тарой, однако она не виделась с Луиз очень много лет. Она была практически еще ребенком, когда они с ней виделись в последний раз на встрече с социальными работниками, но сейчас Луиз стала уже девушкой. Луиз сказала мне, что заметила на мамином лице удивление от произошедшей перемены.
– Ты посмотри, Луиз. Поверить не могу. Так давно мы не виделись, правда? Ну, как вообще ты поживаешь? Ты должна рассказать мне обо всем, Луиз…
Мама повторяла имя Луиз в течение всего свидания, это подтверждала и Тара. Сколько я себя помню, она так разговаривала и со мной – иногда казалось, что она заканчивает каждое предложение моим именем, – но поражало то, что она так общается и с моими сестрами, и они сами рассказывали об этом. Я никак не могла понять, почему она так делает. Позже я обсудила это с Тарой. «Может, это какой-то способ контролировать нас? Похоже на промывку мозгов». И я понимала, что она имеет в виду.
Мама по-дружески общалась с Тарой и Луиз о том, что происходит у них в жизни, а также ворковала с Эми и Натаном, однако ее, казалось, больше интересуют разговоры о ней самой. Она говорила, что все лучше осваивается в тюремной жизни, рассказывала про распорядок, сплетничала насчет тюремных работников и других заключенных. Совершенно не было похоже, что она чувствует хоть какую-то ответственность перед Луиз, Тарой или кем-либо еще за то, что случилось, а также за все страдания, которые им довелось пережить. Вина целиком сваливалась либо на папу, либо на социальные службы.
– Нам нужно держаться вместе, раз теперь мы снова поддерживаем связь, правда? Заботиться друг о друге, как делают все другие семьи. Конечно, это нелегко, но если мы постараемся подумать над этим, то нам станет лучше. Правда, девочки?
Она по-прежнему как будто полностью отрицала реальность своей и нашей ситуации. Она сыпала общими фразами. Тара, которая никогда не стеснялась прямо говорить, что думает, с трудом пыталась скрыть свое раздражение, а Луиз, казалось, совершенно не проявляла никаких чувств. Она просто хотела как можно скорее выйти оттуда и поехать домой. Когда мы наконец вышли, мама не демонстрировала ни страха, ни беззащитности, как бывало на свиданиях со мной наедине. Не было ни слез, ни крепких объятий, ни фраз в духе: «Я так по тебе скучаю, Мэй, приезжай поскорей снова, хорошо?»
Дружелюбный тон, которым она разговаривала со всеми в тот день, Таре и Луиз показался декоративной ширмой. Мама не проявляла никакой озабоченности тем,
