Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем Рождество было уже не за горами, так что она интересовалась, какие у меня и у Тары планы на каникулы. Она сказала, что очень надеется, что мой ребенок родится на Новый год. Она даже написала список имен, который придвинула к моему краю стола.
– Мэй, я всегда считала, что библейские имена – лучшие. Ну, знаешь, проверенные временем. Рут, Сара, Томас, Джеймс…
Я посмотрела на список.
– Ну, мне нравится имя Люк.
– А если будет девочка?
– Я бы назвала ее Эми.
– Немного простовато, как считаешь? Но вообще это же твой ребенок, тебе и выбирать. Я буду любить твою крошку с любым именем.
Хотя ее материнские чувства и были искаженными, она все-таки их не растеряла. Она продолжала говорить о Хезер, спросила, как я планирую похоронить ее. Сказала мне, что уже спрашивала у тюремного начальства, сможет ли посетить похороны из соображений гуманности, но ей было отказано в ее просьбе.
– Я не знаю почему так, Мэй. Как будто я возьму и сбегу. Или кому-то есть дело до того, что меня выпустят на денек. Я же знаю, что все вы хотели бы, чтобы я побывала там.
Это все происходило через считаные недели после того, как она была признана виновной в убийстве Хезер. Мое отношение к невиновности мамы не изменилось, как и у нее, но для меня было очень трудно понять, как можно было вообще вообразить, что тюремное начальство почему-то должно выполнить ее просьбу? Как они могли позволить официально признанной и осужденной убийце своей дочери побывать на похоронах этой самой дочери?
Когда я собралась уходить, прошло немногим больше часа, мы снова заплакали и обнялись, но какого-то чувства завершенности не возникло. Она сказала, что хотела бы оставаться на связи с нами, и я понимала, что мне придется пойти на это. Папа просил меня, чтобы я присматривала за ней, но дело было не только в этой его просьбе. Дело было в том, что я и сама этого хотела. Она по-прежнему оставалась для меня мамой, и хотя ее представления о том, как она будет продолжать делать все то, что матери делают для своих дочерей, оставались довольно размытыми, а во многом и просто нереалистичными, но у меня не было сомнений в том, что она хочет играть важную роль в моем будущем, как и я в ее будущем.
Я дошла до станции и села на поезд до дома, чувствуя легкое опустошение и растерянность, и стала прокручивать в голове все то, о чем она мне говорила. Разумеется, наши отношения должны были поменяться, я знала это, но не понимала, как именно. Все, что я знала, это то, что моя связь с ней останется такой же близкой и одновременно очень сложной, как было всегда. Эта мысль нашла свое подтверждение в течение следующих недель, когда я получала письма и телефонные звонки от нее, многие из которых затрагивали тему будущих похорон Хезер. Ей не разрешили на них присутствовать, но она все равно хотела подробно их спланировать, даже просила меня прислать каталог гробов, выданный сотрудником похоронного бюро, чтобы она смогла выбрать подходящий гроб на свой взгляд.
А в Новый год, когда Хезер была уже похоронена у ручья на красивом сельском кладбище, которое стало ее окончательным пристанищем (вместо заднего двора на Кромвель-стрит, где годами лежало ее тело раньше), мама снова написала мне о том, какие слова хотела бы поместить на надгробие Хезер: «Я подумала, что эти слова хорошо бы подошли, ведь это будут слова от всех нас».
Она не просто предлагала надпись на надгробии, она принимала решение от лица всей оставшейся семьи. Как если бы она не сомневалась в том, что остается главной.
Я проигнорировала ее указания, а также ее план организации похорон и выбор гроба. Хотя я и не верила в то, что мама была замешана в смерти Хезер, я все равно знала, что в последние дни ее жизни мама была с ней жестока. Она моя сестра. Я чувствовала, что должна защищать ее после смерти так, как не смогла защитить ее при жизни. В то же время я не могла заставить себя признаться маме, что не выполнила все ее пожелания. Она все еще полагалась на мою преданность, так что я и не думала показывать, что сопротивляюсь ей.
Когда я сказала ей, что родилась Эми и мы обе чувствуем себя хорошо, она пришла в восторг. Я отправила ей фотографии, и она в ответ написала, что малышка просто красавица и что она ждет не дождется, чтобы подержать ее на руках. Однако между этими фразами она не забыла вставить и несколько просьб ко мне: «Ой, да, кстати, не приноси ничего с собой на свидания, тут гораздо проще получать вещи, когда их отправляют», – и рассказала, что села на чьи-то наушники: «К счастью, я их не сильно повредила, и кто-то из работников починил их для меня. Мне было так стыдно!»
Но к счастью, я была не одна. Тара, которая не так давно родила сама, поддерживала меня и давала советы в те первые месяцы с Эми, а отец Эми, хотя мы уже какое-то время не встречались, проявлял доброту и тоже поддерживал меня. Я не хотела зацикливаться на
