Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей

наконец не выдался шанс объяснить мне все подробно, я верила в то, что мама ничего не знала о том, что папа пристает к Луиз. Теперь же я убедилась в обратном: мама не просто игнорировала этот папин сексуальный интерес к Луиз, но и попросту одобряла его. Луиз сказала мне, что мама даже проверяла, как там дела у нее «между ног», засовывая руку внутрь, чтобы оценить, насколько Луиз уже сексуально развита. Я вспоминала, что происходило дома, и думала, что лучше было бы почаще возвращаться домой после того, как я съехала. Я бы очень хотела вызвать тогда Луиз на разговор и спросить, все ли у нее в порядке, чтобы она это прямо подтвердила. Я бы хотела чаще кричать на маму и папу, чтобы они оставили в покое детей. Хотя очень просто, конечно, задним умом представлять, что тебе удалось бы все это остановить, хотя в реальности мама с папой были не теми людьми, которых можно было в чем-то убедить.

Чувство вины лишь усиливалось, когда я слушала Луиз и думала о последствиях, которые вызвало ее признание на допросах в полиции. Она сказала, что мама и папа делали все возможное, чтобы запугать младших детей и запретить им раскрывать подробности их жизни, говоря, что тем самым они разрушат семью. Эта преданность родителям была подорвана и угрожала разрушить отношения Луиз с остальными братьями и сестрами. В конце концов, несмотря на всю ложь и отрицание вины, папу обвинили в изнасиловании, а маму – в «инициировании или поощрении совершения незаконного полового акта с девочкой младше шестнадцати лет», а также в «жестокости по отношению к ребенку».

Луиз поступила очень смело, пройдя такой долгий и непростой путь, но в конце концов обвинения все равно сняли, потому что ни она, ни младшие братья и сестры не смогли выдержать тяжесть испытания и травмы, связанные с посещением суда и дачи показаний против своих же родителей. Однако у Луиз осталось чувство, что все это было сделано впустую. Насилие, быть может, и прекратилось, вот только ее эмоциональные страдания от разрыва с семьей только набирали силу. Когда Луиз и младших детей поместили под опеку, им сказали, что их не будут разделять, но все же это обещание было нарушено, и со временем братья и сестры оказались в разных местах, так что Луиз потеряла не только родителей, а вообще всех своих родных.

Они все же виделись друг с другом, после того как обнаружение тел на Кромвель-стрит повлекло за собой арест мамы и папы. Власти поселили их вместе в отеле, чтобы оградить от информации о деле, которую они могли услышать или увидеть в СМИ.

Луиз говорила мне:

– Они так настроили телики, что там не было новостных передач. Круглые сутки там показывали мультик «Бэмби». Не важно, какой канал ты включишь, там шел «Бэмби».

Выбор мультфильма оказался зловещей иронией судьбы. Когда папу арестовали, он вдруг признался кому-то, что «Бэмби» его любимый фильм, и знаменитая сцена, в которой мама олененка умирает, разбивала ему сердце и заставляла плакать всегда, когда папа смотрел этот мультик. Однако сама идея заставить детей целыми днями смотреть «Бэмби» слабо помешала Луиз и другим все-таки выяснить подробности об убийствах. И тут социальные службы не могли ничего поделать. В течение последовавших дней, недель и месяцев новости стали распространяться повсюду. Когда Луиз обо всем узнала, а в прессе наш дом стали называть «Домом ужасов», это точно так же не укладывалось у нее в голове, как у меня и у Тары. Точно те же чувства вызвала у Луиз и смерть папы. В тот самый момент она жила с худшими приемными родителями из всех, которые у нее были.

Она рассказывала:

– Тогда шел снег. Я собиралась тайком выбраться на улицу и покататься на санках. Я с нетерпением ждала несколько часов, когда можно будет выйти из этого дома – и вдруг увидела новости: «Фред Уэст найден повешенным в тюрьме Уинсон-Грин. Началось расследование».

Я сама испытала смешанные чувства от той новости и спросила, как она восприняла ее тогда.

– Сначала не было ничего особенного. Только шок. Это казалось мне абсолютно невозможным. Потом до меня начало постепенно доходить. Я потеряла папу. Что бы кто ни говорил про него, он по-прежнему оставался моим папой.

Затем мы говорили о нем и о том, что во многих отношениях мы любили его больше, чем маму. Если бы мама с папой сказали нам, что разводятся, то мы бы все выбрали остаться с ним. Со стороны это звучит невероятно, но если оставить в стороне его сексуальное насилие, то папа был довольно добрым и даже веселым. Иногда он вмешивался, когда мама наказывала нас, и говорил: «Роуз, полегче!» Она, а не он чаще пугала и подавляла нас, и, как мы видели, верховодила в браке тоже она. В некотором смысле он был мужем того типа, за которого хотели бы выйти многие женщины. Он много работал, не увлекался азартными играми, не особо много пил, весь полученный заработок он каждую неделю полностью вкладывал в дом или отдавал маме, чтобы та могла заниматься домашним хозяйством. Как сказала Луиз, «он только оставлял себе мелочь на табак для самокруток и еще на один-другой шоколадный батончик».

Когда мама находилась под следствием, Луиз сдала экзамены на аттестат зрелости. Все обесценивая, как и всегда, она сказала мне и Таре:

– Сдала не идеально, еще бы, когда по дороге в школу ты заходишь в газетный киоск, и там повсюду наш дом, надписи «Дом ужасов», фотографии мамы и папы на первых страницах. Хотя, как ни странно, мне казалось, что это никак не связано со мной напрямую. Когда шел суд, я чувствовала себя точно так же.

– Как ты восприняла обвинительный приговор мамы? – спросила я.

– Во многом точно так же. В смысле, я понимала, что она моя мама, и я не верила в то, что она помогала убивать всех тех женщин, но она ведь не была на