Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс

Олух. Глупый олух.

Он вернулся к охваченному огнем прудику и сел рядом. Затем снял рубашку и принялся отрывать от нее полосы. От Огня Пердруина исходило приятное тепло.

Рейчел содрала бы с меня кожу, если бы увидела, что я порчу хорошую рубашку. – Он слишком громко захихикал, и эхо отправилось по коридору в пустую темноту. – Было бы неплохо снова увидеть Рейчел, – подумал он.

Идея показалась ему странной, но бесспорной.

Когда у него получилась дюжина полос – а рубашка теперь заканчивалась сразу под мышками, – он еще некоторое время смотрел на пламя, пытаясь придумать, как намочить ткань и не обжечь руки. Сначала он хотел использовать факел, но отказался от этой идеи. Он понятия не имел, насколько глубоким был прудик в туннеле, и боялся, что может уронить ветку. В таком случае он останется с источником света, который невозможно будет использовать.

Наконец после долгих размышлений Саймон отложил факел в сторону, а сам принялся выгребать землю из трещин между камнями и бросать ее в огонь. После нескольких дюжин пригоршней пламя погасло. Он немного подождал, не зная, сколько времени жидкость будет остывать, затем сдвинул липкую землю в стороны, и у него появилась возможность намочить оторванные полосы. Закончив, он тщательно их скатал и завернул в самый большой кусок рубашки – получился небольшой сверток – и повесил его на пояс. Одну отложенную тряпицу он аккуратно намотал на древко факела сразу под огнем, и очень скоро она загорелась. Теперь пламя стало заметно ярче, и Саймон удовлетворенно кивнул.

Ему все еще требовались вода и еда, но теперь у него был источник света, которого хватит надолго. Да, он все еще один, но теперь не просто Саймон Олух – он снова стал знаменитым Сеоманом Снежная Прядь.

Впрочем, он предпочел бы оставаться Саймоном и вместе с друзьями гулять по зеленому миру.

Выбор может быть как благословением, так и проклятьем, – с тоской подумал он.

Саймон сумел немного поспать, свернувшись калачиком на каменном полу и предварительно обернув факел новой полоской ткани, смоченной огненной жидкостью. Он проснулся от панического сна, в котором свет исчез, и ему пришлось ползти сквозь грязную мглу, но в реальном мире факел продолжал гореть.

С тех пор он шел, как ему показалось, несколько часов. Жажда усиливалась с каждым шагом, и теперь он мог думать только о том, где раздобыть воды. Полоска мяса все еще лежала у него в кармане – но мысль о том, чтобы съесть что-то сухое и соленое, вызывала у него головную боль, несмотря на то что голод мучил так же сильно, как жажда.

Неожиданно в монотонных каменных стенах появился просвет – Саймон остановился перед перекрестком с другим туннелем. В обе стороны отходил коридор явно искусственного происхождения. Теперь ему предстояло принять решение: идти вперед, свернуть направо или налево?

Конечно, он хотел найти путь наверх, но левый и правый туннели выглядели горизонтальными. Он сделал по нескольку шагов направо и налево, понюхал воздух, надеясь увидеть или услышать какие-то признаки открытого воздуха или воды, но тщетно: новый туннель ничем не отличался от того, по которому он шел так долго – сколько? – ответ знал лишь Эйдон.

Саймон вернулся в основной туннель и немного постоял, пытаясь понять, где он находится. Он наверняка ушел от Свертклифа – не мог он так долго спускаться вниз и не оказаться глубоко под горой. Но туннель столько раз сворачивал, что Саймон не представлял, где он сейчас стоял относительно мира под солнцем. Ему требовалось сделать выбор и посмотреть, что получится.

Если бы я мог постоянно поворачивать в одну сторону, то вернулся бы к месту, где находился в самом начале.

Саймон пошел налево, выбрав направление случайным образом, и далее решил все время сворачивать налево. А потом, – успокоил он себя, – если это тебе ничего не даст, ты сможешь сюда вернуться, все время поворачивая направо.

И он зашагал дальше по левому туннелю.

Сначала ничего не менялось, он шел по трубе с неровными каменными стенами, которая вела в неизвестном направлении, без всякой цели и смысла. Кто построил эти мрачные коридоры? Должно быть, люди или подобные им существа – местами он видел, как кто-то долбил камень, чтобы пробить дорогу дальше.

Саймон так устал и хотел пить, что уловил тихие голоса только после того, как они стали доноситься со всех сторон. Однако на этот раз они сопровождались движениями – что-то касалось его одежды, словно вдруг подул ветер, возникло поспешное мелькание теней, отчего свет факела начал мерцать. Голоса тихонько жаловались на неизвестном Саймону языке. Когда они огибали или проходили сквозь него, он ощущал печаль и холод. То были воспоминания… в некотором роде. Потерянные вещи, образы и чувства, что оторвались от своего времени. Для них он был ничем, а они, пусть и вселяли тревогу, на самом деле не имели к нему ни малейшего отношения.

До тех пор, пока я не стану одним из них. – Он почувствовал, как у него внутри поднимаются пузыри страха. – Если только однажды какой-нибудь другой олух не почувствует Саймона-тень, что пробежит мимо него со словами: «Заблудился, заблудился, заблудился…»

Эта мысль привела его в ужас и еще долго после того, как стая неведомых образов исчезла и смолкли их голоса, оставалась с ним.

Он свернул еще трижды, всякий раз налево, когда окружавший его мир наконец начал меняться.

Саймон уже раздумывал, не пора ли вернуться назад – после очередного поворота он оказался в туннеле, который резко уходил вниз, – и тут заметил на стене пятна. Он поднес к ним факел и увидел, что трещины в камне заполняет мох. Мох, тут он не сомневался, означал, что вода должна быть где-то рядом. У него так сильно пересохло во рту, что он оторвал пригоршню, засунул в рот и начал жевать, даже смог его проглотить. К горлу подкатила тошнота, но ему удалось с ней справиться. У мха был ужасающе горький привкус, но в нем присутствовала влага, и Саймон решил, что, если потребуется, сможет его есть и некоторое время продержаться – но молился, что сумеет найти что-то еще.

Саймон смотрел на крошечные веточки, пытаясь понять, сможет ли перетерпеть вторую порцию, и вдруг заметил бледные отметки в трещине, откуда он вырвал первый кусок мха. Он прищурился, поднес факел поближе и понял, что это следы какого-то изображения – длинные, изгибавшиеся дуги одинаковой формы – возможно, растение