Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс

Саймон ахнул. Лицо поднялось, словно сидевшее в коридоре существо услышало его, но раскосые глаза не встретились с его глазами, они смотрели куда-то в сторону. Это был ситхи, или так Саймону показалось, и на его сиявшем лице Саймон увидел целый мир боли и тревоги. Губы ситхи шевелились, он произносил какие-то слова, брови вопросительно поднимались. Затем темнота стала расплываться, свет исчез, и Саймон оказался перед дверным проемом, заваленным мусором.

Сухой. Сухой. Мертвый. Мертвый.

Из его горла вырвалось рыдание. Он вернулся в длинный коридор.

Саймон не знал, как долго он смотрел на пламя своего факела. Оно колебалось перед ним, вселенная желтого света. Ему пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы отвести от него взгляд.

И тут стены по обе стороны от него обратились в воду.

Саймон остановился, охваченный благоговением. Каким-то образом пол туннеля стал узкой дорожкой над бескрайним мраком, ведущим в темноту, стены отступили: они больше не касались пола, на котором он стоял, и по ним стекали мощные потоки воды. Саймон слышал, как она с шумом падала в пустоту, видел в ней неровное отражение света факела.

Саймон приблизился к краю дорожки и выставил перед собой руку, но не смог дотянуться до воды. Он чувствовал лишь едва заметную росу на кончиках пальцев, а когда поднес руку ко рту, ощутил слабый вкус сладкой влаги. Он снова наклонился над темнотой, но вновь не сумел прикоснуться к воде, даже кончиками пальцев. Саймон яростно выругался. Будь у него миска, чашка или ложка!..

Думай, Олух! Используй голову!

После недолгих размышлений он положил факел на пол и стянул рубашку через голову. Затем, опустившись на колени, взялся за рукав и забросил ее как можно дальше в сторону стены воды. Она коснулась потока, и ее потащило вниз. Саймон рванул рубашку к себе, и сердце у него забилось быстрее, когда он почувствовал, как она потяжелела. Он закинул голову назад и поднес влажную ткань ко рту. Первые капли на языке были подобны меду…

Свет замерцал, все в длинном коридоре накренилось в одну сторону, шум воды стал громче, а потом наступила тишина.

Рот Саймона был полон пыли.

Он начал давиться и отплевываться, упал на пол, охваченный яростью и паникой, рычал и дергался, точно животное, в бок которого впился шип. Когда он поднял глаза, он снова увидел стены и щель между ними и дорожкой, на которой лежал, – они были реальными, – но вода исчезла, остался лишь более светлый след на стене в том месте, куда попала рубашка, которая смела копившуюся веками грязь.

Саймона трясло от рыданий без слез, пока он стирал грязь с лица и очищал распухший язык. Он попытался съесть немного мха, чтобы избавиться от вкуса пыли, но тот оказался таким отвратительным, что Саймон сплюнул зеленую массу в пропасть.

Что за проклятое, полное призраков место? Где я? Я совсем один, один.

Продолжая дрожать, он поднялся на ноги и принялся искать подходящее место, чтобы хотя бы немного поспать. Ты должен уйти отсюда, – повторял он себе. – Здесь нет воды. Воды нет нигде. И везде опасность.

Слабые голоса в тени высокого потолка пропели слова, которые он не понял. Ветер, которого он не чувствовал, заставлял дрожать пламя факела.

Я все еще жив?

Да, жив. Я Саймон, я жив и не сдамся. Я не призрак.

Саймон спал еще дважды и сжевал достаточное количество мха, чтобы двигаться после отдыха вперед. Он использовал более половины лент из рубашки, чтобы факел продолжал гореть, и теперь уже с трудом вспоминал время, когда мир не представлял бы собой бесконечные в дрожавшем свете факела каменные коридоры, наполненные шептавшимися, лишенными тел голосами. Он чувствовал, что его собственная сущность начала растворяться и исчезать, словно он сам превращался в щебечущую тень.

Я Саймон, – напоминал он себе. – Я встретил дракона и получил в подарок Белую Стрелу. Я настоящий.

Саймон двигался по залам и коридорам огромного замка, как во сне. В краткие моменты просветления, подобные вспышкам молнии, он видел бурлившую там жизнь, залы, полные золотых лиц, сияющие камни, отражавшие цвета неба. Это было удивительное место, ему никогда не доводилось видеть ничего подобного, здесь потоки воды, заключенные в каменные берега, неслись из одной комнаты в другую, а вниз по стенам устремлялись пенные водопады. Но, несмотря на постоянный плеск, здесь не было настоящей воды. Всякий раз, когда он протягивал к ней руки, обещание превращалось в пыль и песок; стены темнели и покрывались грязью, свет тускнел, прекрасные лепные украшения исчезали, и Саймон вновь смотрел на пустые стены – бездомный призрак в огромной гробнице.

Здесь жили ситхи, – сказал он себе. – Здесь находился Асу’а, сияющий Асу’а. И они все еще тут остаются… словно сам камень видит сны о прежних временах.

Ядовитая, обольстительная идея начала расцветать в его сознании. Амерасу Рожденная на корабле сказала ему, что он находится ближе к Дороге Снов, чем другие, – он видел Прощание Семей во время своего рыцарского бдения на вершине Сесуад’ры, разве не так? Быть может, если он найдет правильный способ, он сумеет… переступить… войдет в сон, будет жить в прекрасном Асу’а, сможет погрузить лицо в живые потоки воды, что текут в этих удивительных местах – и они не превратятся в пыль. Он останется в Асу’а и никогда не вернется в темноту, в призрачный мир разрушавшихся теней…

И не вернешься к своим друзьям? Не исполнишь свой долг?

Но Асу’а был таким прекрасным. В те мгновения, когда мерцавшие образы представали перед глазами Саймона, он видел розы и другие ослепительно-яркие цветы, что взбирались по стенам, чтобы насладиться солнцем, отражавшимся в высоких окнах. Он видел ситхи, людей из сна, которые здесь жили, грациозных и диковинных, точно птицы с разноцветным оперением. Саймон смотрел на времена перед появлением людей, уничтоживших величайший дом ситхи. Бессмертные наверняка с радостью примут заблудившегося путешественника… О, Мать милосердия, будут ли они рады тому, кто придет к ним из темноты?..

Слабый и измученный, Саймон споткнулся о камень на мощеном полу и упал на четвереньки. Сердце колотилось у него в груди, точно молот по наковальне. Он больше не мог двигаться, не мог сделать ни единого шага. Любой кошмар лучше, чем безумное одиночество!

Широкая комната перед ним пульсировала, но не исчезала. Из смутного облака двигавшихся фигур одна начала обретать более четкие очертания – женщина ситхи с золотой кожей, сиявшей в солнечном свете, волосы черной вуалью окутывали плечи. Она