Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бивен щелкнул каблуками.
— Слушаюсь, унтерштурмфюрер.
— Вот так-то, кретин, — хмыкнул Кохмидер. — И скажу тебе еще одну штуку: тут графьев нету. Juden, они ж не всегда мертвые, когда мы приходим. Значит, нам их и приканчивать, усек? В любви не мелочатся.
Внезапно в голове у Бивена вспыхнуло воспоминание: в одном из приключенческих романов, прочитанных в юности, где дело происходило в Индии, речь шла об особой касте, о неприкасаемых, единственных, кто мог касаться трупов — и сжигать их на берегу реки.
Он стал частью неприкасаемых нацизма. Браво, Бивен.
— Через пять минут внизу. Хайль Гитлер!
Он не дал себе труда ответить. Просто развернулся и понесся вниз по лестнице — теперь он опаздывал на три минуты по сравнению с графиком. Минна не могла долго стоять у штаб-квартиры гестапо. Сказать, что нельзя парковаться рядом с номером 8 по Принц-Альбрехтштрассе, — все равно что сказать, что масло масляное. Добрые люди и проходить-то мимо опасались…
Когда он выскочил на тротуар, «мерседес» на скорости проезжал мимо. Он перебежал на другую сторону и обошел машину. Минна едва притормозила. Он впрыгнул внутрь.
— Я нарезаю третий круг по кварталу! — взвизгнула она. — Они уже готовы были меня пристрелить!
Бивен сунул ей в руки пленки и вернул фотоаппарат.
— Когда ты сможешь распечатать?
— После полудня.
— Я заеду к тебе вечером.
Она развернулась на перекрестке и опять двинулась к зданию гестапо. В тот момент, когда они поравнялись со входом, Бивен улыбнулся ей и вышел. Снова оказавшись в вестибюле, он вспомнил, что телохранители Греты, Хиллер и Марковиц, сидят в подвале.
Недолго думая, он спустился туда и пошел по узкому коридору с застенками. Велел открыть их камеру. Их посадили вместе и даже приковали друг к другу, как бильбоке с шариком.
— Ну что, горды собой? — сразу наехал на них Бивен.
— Мы ее потеряли, гауптштурмфюрер, — покаянным тоном проговорил один из них. — Что тут еще скажешь.
От упоминания его бывшего звания у Бивена стало жарко в промежности.
— Где именно?
— В отеле «Адлон».
Как по кругу, все вело в одно и то же место, следовало одной и той же логике. Почему им ничего не удалось вытрясти из этого проклятого клуба, который был мишенью убийцы?
— Во сколько?
— Около девятнадцати часов.
— Почему «около»?
— Грета Филиц приехала туда в восемнадцать часов. Мы с Марковицем по очереди не спускали с нее глаз. Дверь оставалась открытой. Было отчетливо видно, что происходит внутри.
— А дальше?
— Ничего. Когда Адлонские Дамы покинули клуб, Греты Филиц среди них не оказалось.
Это было так просто, что действовало ему на нервы подобно зуду или зубной боли. Грета взяла и сбежала через другую дверь.
Им потому и было так сложно восстановить последние часы жертв, что все женщины что-то скрывали. Возможно, в некотором смысле все они были сообщницами напавшего на них хищника.
Он подумал об их беременности — несомненно, самой серьезной зацепке на сегодняшний день. Какая связь между вынашиванием ребенка (тайным) и исчезновением этих женщин? Кто убийца? Гинеколог? Любовник? Производитель? Или же, наоборот, человек, с которым они связались, чтобы он помог им избавиться от «бремени»?
На протяжении всех последних лет демографическая политика рейха отличалась особой радикальностью. Следовало рожать как можно больше детей — такова была столбовая дорога, ведущая к захвату Европы и утверждению своего могущества. Иными словами, аборт в Берлине в 1939 году поощрялся не более, чем переход в иудейство.
Творец ангелов…[129] Возможно, это след.
— Нас скоро выпустят? — спросил Хиллер.
Бивен постучал в железную дверь, чтобы ему открыли.
— Посмотрим, — бросил он, словно еще имел хоть какую-то власть.
Он прошел обратно по коридору, взбежал по лестнице и понесся на задний двор. Прибыл как раз вовремя. Все уже собрались, как в школе на перекличке.
Для выполнения наиболее грязной работы Гиммлер выпустил из тюрьмы множество уголовников, особенно из бывших штурмовиков — тех, кто за изнасилования, убийства и грабежи в конце концов оказался на нарах.
И вот они снова вылезли на свет, невинные, как младенцы в свежих пеленках, со смертоносной ухмылкой на лице и надежной поддержкой поощряющего их пороки и жестокость режима за спиной. Они дождались небывалого ветра в парусах и полной свободы убивать все, что им не понравится.
Их было около дюжины. Один совсем молоденький, практически мальчишка, с почти белыми волосами и в такой пропыленной форме, словно он вылез из мешка с мукой. На другом был кожаный плащ до самых пят — серьезное испытание в такую жару — и армейские берцы на шнурках. У третьего куртка была накинута прямо на голый волосатый торс с серебряной цепью Zuhälter[130] на шее, в лучшем стиле сутенеров с Ку’дам.
— Ага, явился? Становись в строй, как все. Schnell![131]
Несмотря на свои глаза цвета водки, Кохмидер не так уж плохо видел.
Бивен повиновался. Ему хватило времени отодрать погоны и знаки различия. В своей распоротой форме, пропитанной потом, он вполне вписывался в общую картину.
Неприкасаемые.
Отстой из отстоев.
И он среди них.
88
Несмотря на указания Бивена, Минна не отправилась прямиком на виллу проявлять фотографии. Она предпочла устремиться в Брангбо, чтобы обо всем договориться с Альбертом, санитаром-поэтом.
Когда перед ней открылись почерневшие руины, к горлу опять подступили рыдания, и она, не выпуская руля, долгие минуты скулила, как девчонка. Сестры милосердия исчезли, Альберт привел местных крестьян, чтобы расчистить обломки.
В итоге он описал ей сложившуюся ситуацию (сам он был черен, как трубочист): ни одно тело не подлежало опознанию, а кроме того, не было и полного списка постояльцев. Архивы сгорели. Душевнобольные бесповоротно исчезли, как физически, так и из административных ведомостей. Нацисты выполнили свою миссию. Для пробного шара это был мастерский удар.
Минна подумала о родителях. Как предупредить их? Она даже не помнила их новой фамилии, не то что адреса. Придется ждать, пока они сами дадут о себе знать — что случалось редко. Брангбо, приют забытых, точка, стертая с карты.
С отчаяния она попросила Альберта договориться с деревенскими: почтовый ящик, номер телефона; семьи рано или поздно напишут или позвонят. И тогда им объяснят «ситуацию».
Следовало ли устроить погребальную церемонию в память всех потерянных здесь душ? Она решила, что да, и в то же время при одной этой мысли почувствовала, как силы ее покидают.
