Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— При школьных тройках… А что сдавали?
— Русский, математику. Физику. Физкультуру. Я попал в класс — меня определили, в котором было всего девять человек. Классы маленькие, по 9, по 12 человек. А потом учителя стали приходить в кадетский корпус, будем так говорить, «с идейной направленностью». Что мне понравилось, учителя были нацелены на результат. У них изначально была цель научить нас. Для меня это был шок. То есть учитель начинает меня учить. Раньше давали материал и учи его как хочешь. А здесь, если я выучил, он: на, вот это делай. И это была не школьная программа. Вот математичку мы называли «Надежда Гитлеровна». Она настолько жестким была учителем, что я вот вспоминаю ее с благодарностью, хотя мы во многих вопросах и не сходились. Она забирала у нас калькуляторы, на которых мы пытались посчитать эти корни, отбирала и бежала и топила их в туалете. Остервенение какое-то. И вот она начинала у нас устный счет: 27+79 будет?.. Разделить на 2. И она заставляла нас в уме считать. Гоняла, гоняла. Потом: дополнительные учебники. Говорила родителям: «Купите эти учебники, они будут решать». Дополнительные учебники, а в них какие-то корни… Это было настолько сложно, что думал, с ума сойду. А попал в новый коллектив и вижу: ребята «хулиганистые» тоже. Но когда их начинают спрашивать, они отвечают. И мне приходится тянуться, чтобы какое-то место в этом обществе занимать. Надо учиться. А то они все отвечают, а сейчас меня спросят, а я не знаю…
Черешнев со знаменем корпуса
— А сама жизнь. Там же казарма, ать-два.
— А были ребята, которые не жили в казарме, а приходили каждый день. А в казарме мало места. Там же постоянные ремонты. Это же не нынешнее здание, а старое здание на Торпедо. Старый детский садик. А рядом завод, куда уже наши футбольные мячи и улетали. А достать их было невозможно. Потому что у них сигнализация, колючая проволока. А мне велено было жить в казарме, потому что родители хотели по максимуму окунуть меня в дисциплину.
— И молодцы.
Черешнев:
— Разделение было. Потому что те ребята, которые жили в казарме, они не местные, сплоченные, разного возраста. Там и молодые ребята, и ребята постарше. И мы расходились по разным классам, а занятия кончались — и мы опять все вместе. И это взаимодействие потом сыграло свою роль, потому что мужской коллектив или даже юношеский — это особая организация. Этот опыт взаимодействия с ребятами со всеми в жизни пригодился неоднократно.
— А Саня Воробьев с вами был?
— Нет, он ездил домой. Он учился на отлично, и к нему никаких вопросов не было. И по дисциплине. У него открылись таланты и по математике, и по физике, хотя раньше — тройка, это максимальная его оценка. В 20-й школе я такого образования не получил бы.
3. «Основной метод воспитания — личный пример»
— А кем для вас был директор Голомедов?
Ярослав Черешнев:
— Ну это знаете, для тех, кто приходил туда на занятия, как в школу ходят, Голомедов один. То есть это строгий мужик. Самый строгий. Сам коллектив гонял, наказывал. Если он в коридоре появлялся, то просто исчезали люди. Встретить его на дороге — это было самое страшное. И причем он знал все про всех. Если кто-то, не дай бог, где-то покурил. Он знал, и ждали: «Сейчас будет кара небесная». Какие оценки, он знал. Ходил и: «Почему ты…» Может, он и не знал, но у всех нас было впечатление, что он все знает. Скрывать от него бесполезно. А для тех, кто жил на казарме… Мы же проводили с ним все время. То есть мы отучились, учеба закончилась. И вроде и для него работа закончилась, но он там живет, и нам скрыться от него невозможно, и он нас баловал тоже: иногда давал посмотреть фильмы по телевизору у себя в кабинете. Включал, мы смотрели. Но фильмы какие, которые он нам ставил. Не те, которые мы хотели, а те, которые он считает нужным нам показать. И этот воспитательный процесс был беспрерывный. То есть мы воспитывались от подъема до отбоя.
— А про способы воспитания подробнее…
— Достаточно было его строгого взгляда, и мы уже… Он мог ударить в душу. Он не часто этим пользовался. Но мы не боялись. Знаете, как я вам скажу, мы боялись его подвести.
— В душу, это куда?
— В грудь. Конечно, малышам он не ударял, а старшеклассникам перепадало… Знаете, как я вам скажу, я же закончил военное училище, и советская школа правильно готовила. «Основной метод воспитания, — это было большими буквами написано на одной из кафедр, — личный пример». То есть можно наказывать, в грудь ударить, но если ты не подаешь личного примера, успеха не будет. Вот он для нас был и остается, конечно, личным примером. Вот смотрите, он не курил, ни разу, хотя ходили разные рассказы, но я ни разу не видел его пьяным. И я сейчас сам не курю, и я сам не пью. Хотя отец у меня и курил, и выпивал… Тут нужно нам было так подать, чтобы мы могли различать, что брать: что полезное, что вредное.
Кадеты в храме с воспитателем Чеботком
— Вам выпала козырная карта: кадетка да с таким директором!
— Вот он как подавал? Он же историк. И он учил на конкретных примерах. Вот он говорит: «Ты здесь поступил неправильно, потому что так и так… Вот в истории такой пример был… И вот эти люди поступили вот так… а ты неправильно поступаешь…» Нам было стыдно всегда, и вот эти примеры исторические, а их тысячи было. И он постоянно нас как бы держал в тонусе. Тут долго можно рассказывать, сразу все не расскажешь. И мы до сих пор сохранили, несмотря на то, что прошло столько лет… Это знаете, вы если смотрели фильм «Хористы». Певцы, которые в хоре поют. Там как раз про педагога, который пришел в школу к «трудным» детям. И сделал из них хористов, то есть певцов, которые пели в хоре. Изменил их. И он как раз показывает, как отношением своим можно воспитать человека настоящего. И, кстати, у нас в корпусе был хор…
Я знал, что кадеты смотрели фильмы у
