Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда мне казалось, что врачам уже давно была известна первопричина моей боли, и они из каких-то глубокомысленных соображений мне ее не сообщали.
И ведь даже нельзя было поставить это докторам в вину. Они вкалывали на всю катушку, демонстрировали высокую профпригодность. Тело мое было сопоставимо с местом преступления. Врачи действовали как полицейские, проводящие расследование в отношении задержанного подозреваемого. Мои симптомы подвергались поэтапному досмотру. Применялись все установленные и неустановленные методы одоления боли, в том числе частичное блокирование или приостановление активности тонких волокон с помощью анестезии, всевозможные растирания, массажи, термотерапия, электротерапия и другие формы физиотерапии, иглоукалывание и умеренная стимуляция нервов электричеством, преоральный прием для воздействия на предстательную железу синтетических ненаркотических болеутоляющих вроде аспирина и для воздействия на опийные рецепторы наркотических болеутоляющих вроде морфия, потребление противовоспалительных лекарств без стерола и подавляющих средств вроде серотонина, норадреналина и отдельных видов полипептидов, глубинная электростимуляция и даже хирургическое вмешательство, нацеленное на окончательное прекращение или смягчение болевых процессов. И так далее по длинному-предлинному списку.
Тело, пережившее такое количество лечебных воздействий, может считаться твердым и крепким. Я сознавал, как много терпения и упорства проявляли медработники.
Поговаривают, что вообще до того, как установлена причина заболевания, проводить с пациентом обезболивающее лечение нельзя. Однако моя болезнь была столь специфического свойства, что с ней приходилось бороться всеми доступными методами.
Я полагал, что боль получится одолеть. В больничной библиотеке я наткнулся на статью, авторы которой утверждали, будто медицинские технологии достигли такой степени совершенства, что человеку могли дать осознать боль, но не почувствовать ее. Переделкой нейронов или установкой на кору головного мозга особой машинки можно было полностью парализовать в человеке само ощущение «боли», свести чувство боли на «нет». Болезненные ощущения фильтровались через электронные импланты. Вроде бы даже существовала пациентская роба, которая в случае сильного кровотечения у больного сама распознавала, откуда текла кровь, и пережимала в нужном месте рану, заодно не давая болевым сигналам поступить в центральную нервную систему.
В этом было некоторое сходство с сирингомиелией. Это когда из-за патологических изменений у больного в спинном мозге нервы оказываются просто неспособными ощущать боль. Пациент может даже запустить руку в кипяток, изрядно обжечься и ничего не почувствовать по этому поводу.
Настолько прогрессивных методик лечения у нас в палатах я не видывал. Более того, иногда создавалось впечатление, что пациенты признавали больницу за больницу только благодаря заполнявшим ее коридоры беспрестанной музыкой болезненных стенаний. Более гуманный подход к боли, чем совать руку в кипящую воду.
Вообще можно было предположить, что последовательное поддержание ощущения боли было стратегическим приемом, который больница применяла к долго лечащимся в станционере больным. Как раз поэтому в ход шли все имеющиеся в наличии лекарственные препараты, чтобы люди могли продолжать жить и дальше. Чувствуешь боль – значит, еще живой. Боль – лучший стимул для больных, предупреждающий сигнал для всех систем обороны нашего организма, который дает человеку понять: не надо рисковать, надо обуздать себя. Есть свидетельства, что некоторые люди от рождения не знают боли. Такие и до тридцати лет не дотягивают.
Некоторые еще поговаривали, что боль позволяла осознавать всю опасность наступления со стороны «продавцов воздуха». Мучения принуждали держать активную оборону, что обеспечивало сохранность «Общества государственного оздоровления».
Я постепенно уверился, что в обязанности врачей входило напоминание пациентам через ежеминутные болезненные ощущения простого посыла: помните, вы больны, а больного нужно лечить; лечение позволяет поддерживать мучительное существование и ничего сверх этого.
Как здесь не вспомнить сюжет о том, как Хуэйнян – будущий шестой и последний патриарх чань-буддизма – прибыл в обитель Восточной горы, где наставник Хунжэнь доверял ему лишь подметать полы и стряпать еду.
Так я возвращался к мысли: «Если я не сойду за больным в преисподнюю, то кто же это сделает?» Или по-нашенски, по-простому: «Я клянусь не становиться Буддой, пока преисподняя не опустеет». Да, эти слова обращены скорее к таким одержимым личностям, как Хуэйнян и Хунжэнь, – гикам на религиозной почве. Врачи были едины в деле созерцательности. А я так безнадежно отстал, что мне оставалось лишь буравить взором их спины.
Чем дальше, тем больше мне претили попытки обеспечить самому себе спасение посредством тела Чжулинь. Это была дорога в черную бездну.
3. Смерть не страшна, страшны муки предсмертные
Доктор Хуаюэ прибывал на обход каждый день в сопровождении врачей-стажеров и врачей-практикантов, вопреки широкому распространению в медицине технологий видеосвязи и смарт-устройств. Хуаюэ по-прежнему устраивал всем личный осмотр. Доктор проявлял похвальную настойчивость в работе, веруя, что общение напрямую, близкая дистанция и зрительный контакт с больными будут при любых обстоятельствах необходимы вплоть до того дня, пока медицинские роботы полностью не заменят врачей.
– Как мы сегодня? – Хуаюэ опрашивал нас всегда с теплотой горячего источника. В длинном халате – пологе, протянувшемся меж Небес и Земли, – он походил на первосвященника.
Я открыл рот, но не раздалось ни одного слова. Врач протянул руку и выдернул у меня из-под головы подушку. Я сразу лег плашмя. Дыхание мое заметно участилось.
Хуаюэ распорядился, чтобы один из практикантов пощупал мне живот. От боли во мне прорезался звук. Хуаюэ поинтересовался:
– Как думаете, о чем свидетельствуют симптомы?
Молодые врачи пошептались друг с дружкой, но единого мнения так и не достигли.
– Может, увеличим дозу морфина? – предположил один из стажеров.
В голове у меня возникла мольба: есть что-то еще, помимо болеутоляющего?
Хуаюэ заметил:
– Причины боли у человека крайне сложны. Тело человеческое – как черный ящик. Самое важное – четко проследить ход болезни. Однако, боюсь, сколько бы ни надрывали пупки сотрудники стационара, иногда бывает крайне проблематично поставить диагноз. Эмпирическая медицина, доказательная медицина, даже таргетированная медицина имеют определенные пределы. Медицина – безбрежный океан, в котором нет ни конца ни края.
– Но, наверно, в этом и состоит главный вызов, – заявил один из практикантов.
– И радость врачевания, – огласил один из стажеров.
– Я вообще никогда не выпишусь? – проговорил я с трудом. Никто не упоминал приближающуюся скорую гибель человечества.
– Не впадайте в уныние. Подозреваю, источник вашей боли как раз заключается в неверии в способность врачей ее унять. Может быть, вы даже вбили себе
