Прелюдия: Империя - Юрий Ижевчанин

Женщине распустили волосы, вставили в них поломанный гребень, повесили на левую руку кошелек, куда будут складываться монеты, чтобы при расплате либо покупке не прикасаться к опозоренной, татуировщик на ее животе написал крупные знаки "Позорная блудница", и она, шатаясь, пошла к порту.

Следующий приговор касался наемного убийцы Ира Лактайрины и заказчика убийства Криса Уларкинга.

— Рассмотрев дело Ира Лактайрины и Криса Уларкинга, Высокий Суд не нашел в их деяниях признаков богомерзости, и поэтому, приговорив их к покаянию, передал их в руки Светского Имперского Суда с просьбой обойтись с ними по возможности милостиво.

Теперь выступил вперед секретарь Светского Суда.

— Рассмотрев дело Ира Лактайрины и Криса Уларкинга, Суд постановил следующее. Бывший член Гильдии Охранников, наемный убийца Ир Лактайрина убил более десяти человек и покушался на убийство особы, приравненной в тот момент к императору. Он приговаривается к распятию на кресте.

Киллера пригвоздили к кресту.

— Бывший делегат Сейма от Старквайи Крис Уларканг заказал убийство особы, приравненной в тот момент к императору, покушался на убийство путем отравления короля Старквайи и тринадцати депутатов Сейма. Он злокозненно пытался свалить свою вину на канцлера Старквайи Чуня Линьсилиньса, который якобы повелел ему убить Тора Кристрорса, и клеветал на короля, который якобы одобрил данное приказание. Я прошу официала Имперского Суда зачитать покаяние канцлера Чуня Линьсилиньса и короля Старквайи, дабы не было недоговоренностей.

— Канцлер пишет: "Я по неосторожности своей сказал как-то при обвиняемом: "Неужели нет никого, кто избавил бы нас от этого кузнеца?" Я не хотел смерти Тора Кристрорса, но каюсь, что неосторожными словами вызвал покушение на него. Я утверждаю права Тора Кристрорса на титул владетеля Колинстринны, на баронство Колинстринна и на освобождение от налогов на пять лет, из своих средств заплачу ему тысячу золотых пени, а тысячу золотых пожертвую на храм." Король пишет: "Присутствуя при том, как канцлер высказал пожелание избавиться от кузнеца, я сказал, что понимаю чувства канцлера. Поскольку мои слова были восприняты как одобрение, я во искупление невольного греха жертвую сто золотых на храм."

Среди знати поднялся гомон. Канцлер в своем письме декларировал то, что должен делать король. Король успокаивающе произнес: "Перед отъездом я царским указом дал право канцлеру решать неотложные вопросы как будто моей властью." Тор заметил ударение на слово "царский". А Император добавил:

— Я пока что не усматриваю в действиях канцлера нарушения главных имперских законов.

Секретарь вновь вышел вперед:

— За отвратительные преступления и за клевету на высокопоставленных особ приговорить упомянутого Уларканга к лишению знатности, гражданства, всех прав и к распятию на раме.

Распятие на раме было самой страшной казнью в Империи. Говорят, что изобрел ее один линьинский мудрец, к которому правитель обратился с вопросом, как казнить самых страшных преступников? Мудрец ответил, что самый жестокий палач — чернь, которой дано право измываться над беспомощной и беззащитной жертвой. При распятии на раме прямого вреда палач не наносил. Осужденного приковывали к раме на короткие цепи в совершенно беспомощной и унизительной позе, так что он даже мог слегка двигать руками и ногами, но он (либо она) не мог ни встать, ни сесть. После чего любой человек мог измываться над казнимым, но запрещалось трогать его или ее больше, чем двумя пальцами. Обычно народ сначала выдирал волосы, а под конец просто разрывал несчастного или несчастную на части. Особенно жестокой делало эту казнь то, что палач регулярно поливал осужденного соленой водой с дезинфицирующими средствами, чтобы раны не воспалились преждевременно, а сердобольным женщинам разрешалось преступника поить и кормить. Иногда осужденные жили на раме до месяца.

Палач подрезал осужденному язык, остановил кровь, промыл и продезинфицировал рану, после чего приковал его к раме. Других разбойников приговорили к разным видам казни или к продаже на галеры. А когда все хотели расходиться, народ потребовал, чтобы знать тоже приняла участие в казни преступника. И пришлось знатным по очереди подходить к распятому и выдирать у него по волосу.

Ангтун держалась за Мастером, поправляя его одежду. Так она проскочила к осужденному, бросилась к нему, захватила двумя пальцами клок волос под мышкой и выдрала его изо всей силы, крикнув: "Подонок! Ты убивал моего хозяина дважды!". Затем она вонзила свои пальцы в самое чувствительное место и изо всех сил дернула. Казнимый взвыл. До тех пор он пытался стойко переносить боль. Рабыню схватили охранники, и судьи после краткого совещания произнесли приговор.

— Рабыня Владетеля Колинстринны Тора Кристрорса Ангтун виновна в двух нарушениях. Она пробралась к осужденному не в тот момент, когда к нему допускались люди ее положения. Она прикоснулась к нему дважды, хотя в день разрешается прикасаться лишь один раз. Но, поскольку она сделала это в порыве гнева, стремясь отомстить за своего хозяина, а также потому, что завтра она уезжает и не смогла бы принять участие в казни, суд постановляет приговорить ее к минимальному наказанию: 25 плетей за каждое нарушение.

Ангтун покорно сняла хитон и легла на землю. Видно было, что палач бьет ее жалеючи, и что все простолюдины сочувствуют ей. После наказания она поднялась, поклонилась судьям и палачу и поблагодарила их за то, что они наказали ее за грех гнева.

Вечером у Толтиссы был прощальный прием.

— Мы кончаем на высокой и красивой ноте. А раз Судьба пока что не дает нам пожениться, нам нужно наложить на себя испытание, — сказала она Тору. — Если мы его пройдем, то будем мужем и женой до смерти и надеюсь умереть в один и тот же день с тобой.

— Я согласен, — кратко сказал Тор.

— А насчет рабыни я тебя кое о чем предупрежу. Тут ходят слухи о некоей жене мастера, которая свою рабыню, наложницу мужа, подарила очень высокопоставленному лицу. Такой благородный поступок: ведь рабыня втюрилась в гостя. Но ведь гостю она была совершенно не нужна, и тот сделал ее солдатской шлюхой в своей армии.

— Неправда! — воскликнул Тор. — Жена благородно подарила рабыню тому, в кого она влюбилась и кто к ней хорошо относился! А потом я о ней ничего не слышал!

— Скажем так, не хотел слышать и узнавать, — безжалостно пригвоздила Толтисса.

— А что бы ты сделала в таком случае?

— После отъезда гостя отругала бы рабыню за неподобающие ей чувства и побила бы по щекам. Не опомнилась бы — выпорола, и так до тех пор, пока дурь не выйдет через зад. А потом отпустила бы ее на волю и выдала замуж за хорошего парня.