Смешно или страшно - Кирилл Круганский

– Согласен, ― сказал я Одри.

– Вот и ладно, ― обрадовался Одри, ― поеду домой. Новый фильм достал с ней.

“Шар ада” называется. Ужасы.

А вечером мне, вместо положенных пяти, пришло двадцать тысяч.

Я рассказал учителям. Такое обычно называют ― поделился. И трещина между нами превратилась в пропасть. Я старался не попадаться им на глаза, ел очень быстро, но время от времени мы сталкивались в столовой или на улице. Тогда они ехидно кололи меня.

– Ну, что, купали сегодня своих грязных малышек?

– Не забудьте вымыть им между ягодицами, я слышал, там самая паутина.

– Боюсь ви будете должны спустить и заново набрать реку: столько грязи сойдет с ваших подопечных и, вероятно, с вас.

И много-много-много такого еще.

Самое смешное, что дни стояли солнечные, и купаться с девочками мы пока не ходили.

Но пришел и пасмурный день, который показался мне лучше любого солнечного. После занятий я забрал девочек. Последний урок вел у них Ролан Петрович. Он зло посмотрел на меня и обиженно сказал:

– А, дождались. Ну, сегодня вниз по реке поплывут литры вашего семени.

Они говорили уже что попало, но я не обращал внимания. Нужно было либо драться, либо терпеть. Я терпел ради девочек и денег.

Мы прошли через будку Всеволода Федоровича. Он был единственным членом коллектива, который никак не изменился по отношению ко мне (даже Стаканыч ставил поднос с едой тяжело и ревностно). Разрешение о купании пришло от начальства, а приказы сверху он не обсуждал. Он только придумал для меня портативную красную кнопку, аналог той, что была в спортзале на стене. “Если что, жми, я прибегу с розгами на берег”, ― повторял он.

– Штаб, ― назвал я сегодняшний пароль, и мы вышли. Картина была что надо. По полю в сторону реки шли три девушки в платьях девятнадцатого века, в шляпках и перчатках. Сзади шел я ― в спортивных штанах, черной спортивной футболке и кроссовках и нес сумку с полотенцами. Поначалу я немного нервничал: вдруг они одурачили меня и сейчас сорвутся в разные стороны. Но потом увидел, как тяжело дается им прогулка в их башнеподобной обуви и понял, что бояться нечего.

Дианочка, Катенька и Дашенька смеялись и матерились. В пансионате я запрещал это делать, а тут услышать их никто не мог. Хуи так и летали в июльском теплом воздухе. Мы оказались на берегу.

Девочки уже давно приняли меня в подруги, так что стали раздеваться, вообще не стесняясь. Я только успел расстелить большое бирюзовое полотенце. Платья, юбки, чулки, корсеты и панталоны посыпались на него. Это купание (которое, забегая чуть вперед, так и осталось последним совместным) запомнилось мне на всю жизнь и стало решающей ступенью к моим девочкам. Я попробовал удержать себя от наблюдения, но скоро сдался.

Видели вы когда-нибудь обнаженную девушку семнадцати лет? Да, возможно, когда вам было семнадцать и вы не могли достаточно оценить ее. Когда вы оба выпивали пива или вина и раздирали ее, как жареную куриную ногу, а надо было ― вдыхать ее как цветок. Кто знал в том возрасте, что дальше будет только хуже. Что подруги будут становиться все безысходнее и сговорчивее, что жена будет так похожа на свою мать, а слово “приключение” покроется пылью вместе с детской книжкой на полке. Кстати, про жену и мать я узнал от приятеля-историка, так как собственной жены у меня сроду не водилось.

Дианочка, Катенька и Дашенька звали меня с собой, но я мужественно лег на берегу, объяснив свои нелогичные действия необходимостью охранять одежду. Они пошли в воду, подняв руки к груди. У них были одинаковые спины, совсем худые. У каждой на спине и ягодицах виднелись шрамы от розог. Дашенька плеснула водой на Катеньку, та вскрикнула. Дианочка смело присела по шею, вращая руками, словно пытаясь согреть реку. Катенька нырнула с головой, Дашенька ― за ней. Они брызгались, топили друг друга, боролись с течением, скрывались под водой, задерживая дыхание. Я подумал, что, будь я режиссером, я бы сошелся со сценаристом, который пишет такие вот сценарии. “Подружки у воды”, “Брызги тел”, “Подружки у воды. Возвращение в реку”.

Они плескались минут десять. Я встал и позвал их:

– Так, “Корсеты”, выходим из студеной воды.

И тут я смог рассмотреть их окончательно: они нехотя выходили из реки. У всех троих были худые ноги, разве что у Катеньки крупнее остальных. На финише ног вас поджидали кудрявые треугольные бокалы, вроде тех, из которых пьют мартини. Они потемнели от воды и переливались через край, роняя капельки на берег. Выше были животы, хотя я бы сказал, луга, покрытые белым клевером. Грудь у Дианочки только проклюнулась, но от этого казалась еще загадочнее, еще томительнее, как ожидание завтрашнего подарка. Фруктовые деревья Дашеньки с Катенькой (апельсины у Катеньки и груши у Дашеньки) сулили в будущем богатый урожай. Их мокрые волосы лежали на худеньких покатых плечах. Красивые они были, чего там говорить, хоть и тронутые мужчиной.

Они вытерлись полотенцами и, закутавшись в них, сели около меня. Я не помню, о чем мы говорили, кажется, о том, почему я такой добрый и хороший, а остальные ― нет. Они рассказывали о прежней жизни, я сыпал вопросами, стараясь скрыть желания: еще не стукнул час ― предъявлять их. День был теплый, и скоро они побежали купаться опять. Я увидел то же, о чем говорил выше. Интересно, что бы на моем месте сделали Альберт Сергеевич или Ролан Петрович, думал я и не находил ответа, кроме одного. От этого я морщился, не хотелось воображать это.

Вечером со мной никто не разговаривал. Я задумчиво ужинал, когда открылась дверь и вошли учителя. Они заметили меня, Альберт Сергеевич громко сказал: “Рота, кругом, тут наш маркиз де Детский Сад”, и они, колюче смеясь, хлопнули дверью. Я быстро доел пломбир с малиновым сиропом и отправился к себе. И долго в эту ночь не мог заснуть, вспоминая детали прошедшего дня и снова представляя свой дом в лесу. Я знал цену квартиры в Одинцово и был уверен, что смогу купить небольшой дом где-нибудь в глуши. Учебный год теперь мне казался совершенно необязательным событием.

А отношения с учителями скатились до военных маневров.

***

Назавтра привезли песню, и мы с девочками потратили весь урок, разбирая ее.

– Ну и песня, ― сказала Катенька.

– Ага, привезли, ― сказала Дианочка.

– А нам нельзя ничего поправить? ― спросила Дашенька.

– Нет,