Земля надежды - Филиппа Грегори

За те два дня и три ночи ожидания Джон осознал, насколько он уже стал повхатаном. Лес больше не пугал его. Он вспомнил, как когда-то казался себе маленьким жучком, ползущим по бесконечному миру, вселяющему ужас. Он и сейчас не думал, что стал больше, повхатаны никогда не мнили себя владельцами леса. Но сейчас он чувствовал, что маленький жучок по имени Джон Традескант, по имени Орел, нашел свое место и свою, предназначенную ему тропу в этом месте и что теперь ему нечего бояться, потому что в этом месте тропа ведет его от земли к рождению, жизни и смерти и потом обратно к земле.

Он знал, что в лесу есть волки, скоро они учуют запах лося, поэтому он построил вокруг туши грубую ограду из валяющихся на земле ветвей и поддерживал огонь. Теперь, когда лес хорошо кормил его, неимоверный труд в те времена, когда он был в этом лесу англичанином, казался ему абсурдным. Он уже слабо помнил, как близок был к голодной смерти в своем деревянном домике, стоявшем в лесу, изобилующем жизнью. Но потом он вспомнил голодный гнев на искаженном лице Бертрама и понял, что человек может жить среди изобилия, так никогда и не узнав, каким богачом он был на самом деле.

Наутро третьего дня, когда Джон методично срезал пласты мяса с большой туши, он услышал еле слышный треск движения за спиной и круто развернулся с ножом на изготовку.

— Приветствую тебя, Орел, — приятным голосом сказал Аттон.

С ним была Сакаханна. Джон протянул к ней руки, и она прильнула к нему, ее тело в его крепких объятьях было легким, как у девочки, ее плечики костлявыми, как у птички.

— Я привел твою жену и моих детей, и еще кое-кого, чтобы помочь заготовить мясо и вдоволь поесть. Они все сидели голодные, — сказал Аттон. — Разводи костер, скоро подойдут.

Джон вытер нож Аттона и, поблагодарив, вернул его хозяину. Потом он и Сакаханна набросали в костер хвороста из ограды, сооруженной Джоном. Огонь вспыхнул и затрещал. Как только костер прогорел до ярких угольков, Сакаханна принесла от реки большие булыжники, засыпала их пеплом и углями, чтобы они прогрелись, потом положила несколько дюжин кусочков мяса на горячие камни, они тут же зашипели и стали плеваться жиром. К тому времени, как подоспели обитатели деревни — все те, кто мог ходить, — мясо уже было готово.

Все съели понемножку, никто не объедался. Откусив от своего куска пару раз, все вздыхали и говорили: «Хорошо. Хорошо», как будто угощались на банкете из сорока четырех перемен блюд в Уайтхолле. А потом все растянулись на ярком зимнем солнышке и немного подремали.

Когда тени стали длиннее, все принялись за работу. Женщины построили временный длинный вигвам, они связали вместе молодые деревца, сплетя меж ветвей кору и листья. Мужчины занялись сушкой колышков для шкуры и развели большой костер для готовки и копчения мяса. Детей послали собирать хворост для костра и для строительства нового большого забора, который должен был окружить и площадку для копчения мяса, и дом. К закату, когда все спустились к воде помолиться и послать дымящиеся и светящиеся в темноте листья табака вниз по течению, у них был готов маленький укрепленный лагерь. Там они могли укрыться от волков, у них была защита на случай нападения.

На то, чтобы целиком и полностью переработать всю тушу лося, закоптить мясо и упаковать его для переноски в деревню, ушло еще два дня. После первого дня пара самых быстроногих воинов отправились в деревню с первой ношей готового мяса для стариков, малышей и тех, кто был слишком болен, чтобы отправиться в лес. Шкуру выдубили, мясо закоптили. Кости собрали и завязали в большой сверток. Сакаханна залила водой остатки костра и затоптала угли. Женщины развязали деревца, и они снова распрямились. Видно, что здесь был дом, но к весне на земле не останется и следа. Именно этого они и хотели. Не просто хранить в секрете свои деревни и тропы, но всегда помнить, что лес должен быть домом не только для повхатанов, но и для лося, а лось никогда не подойдет близко к деревне, даже если от нее останется самый незначительный след.

Когда все было готово, Джон замешкался со своей долей мяса.

— Я хочу навестить Бертрама Хоберта, — сказал он Сакаханне.

— Зачем?

— Я встретил его во время охоты. Он голодает, он болен. Ноги у него отказывают. Он был моим другом. Я бы хотел отнести ему немного мяса.

Она посмотрела на него долгим обеспокоенным взглядом.

— Ты не можешь пойти в таком виде, — сказала она. — Он застрелит тебя, как только увидит.

— Я оставлю мясо в подарок на пороге, — сказал Джон. — Как когда-то ты для меня, твой подарок спас мне жизнь. Я бы хотел сделать то же самое.

— Ты объелся и чуть не умер, — справедливо заметила она. — Позаботься, чтобы случайно не убить его.

Джон хмыкнул.

— У него есть жена, она позаботится о нем, — сказал он. — Или, по крайней мере, она у него была. Он — мой друг, Сакаханна.

В ее взгляде было больше власти, чем нежности.

— Теперь он не может быть твоим другом, — сказала она. — Ты — повхатан.

— Может, — возразил Джон. — Если повхатан не может быть другом белого человека, я бы умер в лесах и один из самых лучших охотников племени никогда не назвал бы меня Орлом.

— Так было раньше, — мягко сказала она. — Реки с каждым днем становятся все шире. Расстояние между берегами становится все больше. Ты не можешь пересечь одну и ту же реку дважды, муж мой.

Он протянул к ней руку и легонько дотронулся до кончиков ее пальцев. Как только она ощутила его теплое прикосновение, ее глаза на мгновение прикрылись от удовольствия. Джон знал, что он победил.

— Мне ждать тебя здесь? — спросила она совсем другим голосом, низким, как у спящей пчелы в улье зимой.

— Иди со всеми, — ответил он. — Я догоню вас еще до того, как вы доберетесь до деревни.

Она кивнула, подняла свой груз сушеного мяса и пошла. Джон смотрел ей вслед, любуясь длинными шагами стройных ног, пока она не скрылась за деревьями. Затем он повернулся и отправился охотничьей трусцой вниз по реке, к плантации Хоберта.

Джон замедлил бег, когда узнал приметы границ владений Хоберта — сосна, на которой они грубо вырезали «X», могучий дуб, раскинувший свои ветви над тропой. Он увидел крышу дома Хоберта, крытую дранкой, и тонкую струйку дыма, спиралью завивавшуюся над трубой. Джон отступил назад, под тень деревьев и присел на корточки, чтобы понаблюдать.

Он увидел, как человек, низко согнувшийся под грузом дров, вышел из-за деревьев, сбросил вязанку дров у двери и со вздохом распрямился. Черный человек — Франсис, негр, раб. Джон увидел, как открылась дверь, вышла госпожа Хоберт, что-то резко сказала и снова ушла в дом. Он подождал еще.