Земля надежды - Филиппа Грегори

— Но я только зашел навестить вас, — сказал он.

Ее лицо светилось от облегчения и счастья, она осталась глуха к его сопротивлению.

— Слава богу, он вернул вас к своему истинному народу, — повторила она.

Не могло быть и речи о том, чтобы Джон ушел той же ночью или даже на следующий день. Он спал на полатях, по ту же сторону самодельного занавеса, что и негр Франсис. Утром у Хоберта началась лихорадка, он стонал и считал вслух, считал деньги, которые ему нужно было отложить, чтобы купить новые участки земли, считал процент прибыли, которую он может получить, считал плату, которую ему нужно будет заплатить за расчистку земли и посадки табака.

— Он сошел с ума? — спросил Джон у Сары.

Она покачала головой.

— У него снова лихорадка, — сказала она. — Когда на него находит, он ведет себя как сумасшедший. Но когда лихорадка проходит, к нему возвращается здравый рассудок. Иногда Франсису приходится связывать его.

— Но так ведь невозможно, — сказал Джон. — Вы должны вернуться в Джеймстаун. Вы не можете оставаться здесь с больным и с рабом.

Она посмотрела на него, ее лицо осветилось новой надеждой.

— Этого-то я и боялась, — сказала она. — Но теперь вы пришли. Господь послал вас, чтобы помочь мне. Вы поможете мне засеять поля, Джон? Помогите мне, пока Бертраму не станет лучше. Он выздоровеет теперь, когда вы будете приносить ему еду. И когда наступит лето, он снова будет здоровым и сильным. Он ведь очень сильный. Тут просто все дело в этой ужасной погоде. Так все говорят. Человеку надо привыкнуть работать под палящим солнцем. Бертрам весь горит сейчас. Значит, потом никакое солнце ему уже будет не страшным.

— Я не могу остаться, — неловко произнес Джон.

— А куда же вам еще идти? — спросила она. — Ваш участок весь зарос, и дикари полностью разграбили ваш дом.

Джон чувствовал, что совершенно невозможно сказать ей, что у него новый дом в индейской деревне и что там его ждут жена и дети.

— Кружечку эля, ради бога! — громко воскликнул Бертрам со своего ложа.

Сара повернулась и налила ему немного воды из кувшина.

— Я принесу еще, — пробормотал Джон и вышел наружу.

Он медленно спустился к реке, набрал воды в кувшин и неторопливо пошел назад, пользуясь возможностью подумать. Если он оставит Сару справляться самой, он так же точно подпишет ей смертный приговор, как если бы он был королем в Уайтхолле, приговаривающим какую-нибудь несчастную душу к заключению в Тауэр. Сара, Бертрам и Франсис умрут в лесу, деревья прорастут через их земляной пол, и лианы обовьют их дымоход. У них не было ни малейшего шанса выжить без помощи в этой плодородной земле с ее несметными богатствами. И, наоборот, Сакаханну и детей будет опекать Аттон, кормить и защищать их будет вся деревня. В этой земле для Сакаханны не было опасности, она могла прокормиться на ней так же легко, как олень, щиплющий зеленую травку в лесу.

Джон распрямил плечи, поднял кувшин и пошел обратно к дому.

Франсис был снаружи, складывая дрова.

— Иди в дом и проследи за хозяином, — сказал Джон. — Я должен пойти в лес с госпожой Хоберт и научить ее, как собирать фрукты, корешки и ягоды. Вы голодаете посреди изобилия. Почему ты не сказал ей?

— Я? Откуда мне знать?

— Наверняка ты ел орехи и ягоды в своей стране? — с раздражением сказал Джон. — Вы же собирали их в лесах?

Франсис поднял брови.

— Моя страна не похожа на эту страну, — сказал он. — Значит, у нас и фрукты другие. Да в любом случае еду мне подавала жена или раб. Я не лазал по деревьям за орехами, как обезьяна.

— Ты же дикарь! — воскликнул Джон. — Что ты мне рассказываешь о рабах и о том, что тебе подавали еду?

Черный человек перевел взгляд со своих потрепанных штанов и рубахи на расшитую набедренную повязку Джона из оленьей шкуры, на его разрисованную и татуированную кожу.

— Я вижу здесь только одного дикаря, — заметил он.

Джон тихо выругался и распахнул дверь.

— Госпожа Хоберт! — позвал он. — Выходите, позвольте показать вам, как искать орехи и корешки на обед.

Она взяла с собой корзинку, тоже сделанную индейцами, как заметил Джон. Она быстро научилась, как находить и определять корешки, которые можно готовить и есть, и корешки, которые можно нарезать и есть сырыми. Джон показал ей деревья, с которых можно собирать орехи, и дикие сливы, которые будут цвести и плодоносить позже. Они вернулись домой с корзинкой, полной всяких вкусностей, и нарезали корешки как дополнение к лосиному мясу на обед.

Хоберт забылся глубоким сном, и лоб его покрылся обильным холодным потом.

— Мы не будем будить его, — решила жена. — Может, у него как раз упала температура, и ему нужно отдохнуть.

— У повхатанов есть лекарства, — сказал Джон. — И от лихорадки, и от обморожений. Я бы мог попросить вождя или кого-то из лекарей прийти и посмотреть Бертрама. Там есть еще одна очень мудрая старуха, очень опытная травница, она вылечила меня. Она могла бы прийти.

Сара покачала головой в полном отрицании.

— Они отравят нас, порубят на куски и съедят, — сказала она. — Вам, Джон Традескант, может, и повезло, что они предпочли оставить вас в живых. Но они стали нашими врагами с того самого дня, как мы обосновались здесь. Сначала мы торговали с ними, они приносили нам еду и всякие вещи, а мы давали взамен разные дешевые безделушки. Потом мы попытались заставить их прийти и поработать на нас, расчищать землю, вскапывать поля. Но они ленивые и не хотели работать. А когда мы выпороли их, они украли, что могли, и сбежали. После этого Бертрам стреляет в них везде, где только увидит. Они — наши враги. Я не потерплю их рядом.

— Они обладают такими знаниями, которым и нам необходимо научиться, — настаивал Джон. — Обед, что мы ели сегодня, — это еда повхатанов. Вам нужно узнать, как они живут в лесу, для того, чтобы жить здесь самим.

Она покачала головой.

— Я буду жить, как подобает богобоязненной англичанке, и превращу эту землю в новую Англию. И тогда они придут учиться ко мне.

Она на мгновение прикрыла в молитве глаза. Когда же она снова открыла их, ее острый критический взгляд был направлен на Джона.

— Я достала рубаху и пару штанов Бертрама, — сказала она. — Можете взять их как компенсацию за вашу любезность, которую вы оказали нам, постучав в нашу дверь в трудную минуту. Вы же не собираетесь и дальше разгуливать здесь полуголым, как сейчас?

— Так я сейчас живу, — сказал Джон.

— В христианском доме так не живут, — резко ответила она. — Я не могу этого позволить, господин Традескант. Так не подобает. Это разврат, показывать мне себя таким образом. Если бы мой муж был здоров и в своем уме, он бы этого не позволил.