Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров

— Я попал в 331-й костромской полк. Вроде как недалеко ездить. Как мне сказали, он такой парадный. Там дисциплина. Но на самом деле я поехал по одной простой причине. В то время появились контрактные части. И вот этот полк первым перешел на контракт. И он образцово-показательный. И там контрактная система применена, и мне тогда казалось, что это профессионалы. То есть это будут опытные бойцы, могут решать задачи. Это не эти восемнадцатилетние парни, которых еще попробуй чему научить. Вроде они как взрослые, специалисты. Но когда я приехал, то все это было не так.

— И как дальше?

— Года два с половиной я отслужил и ушел. Сейчас я, конечно, жалею, что так поступил. Но тогда, наверно, у меня не было другого выхода, и там другие семейные проблемы. Все, как обычно, из-за денег. Потому что квартиру нам не дали. Пришлось жилье снимать. Вот за квартиру мы платили 5 тысяч, вот как сейчас помню. А зарплата у меня была десять тысяч. И за прыжки там еще платили, у меня 11 тысяч выходило.

— А квартирные?

— 800 рублей выплачивали, но они для 5 тысяч… Это не 100-процентная компенсация…

— Понятно.

— И что я хотел бы сказать: с одной стороны, я попал даже в лучшие условия. Потому что лейтенантам, которые попали в Тульскую дивизию в 137-й полк, им платили еще меньше — 7 тысяч 200 рублей. И оттуда, конечно, поубегали практически все.

Вот так разбазаривали ценнейший десантный костяк!

Черешнев:

— Из нашего полка офицеры тоже стали уходить, потому что мы чувствовали, что уже никому не нужны…

— У меня сын ушел из Кантемировской танковой, офицеры там зарплату комбату отдавали, а сами, чтобы выжить, занимались коммерцией…

Черешнев:

— Чтобы вы понимали, вот до третьего курса мы ездили на транспорте в Рязани бесплатно. По удостоверению военнослужащего. Потом эту льготу отменяют, проезд делают платным. Потом начали вводить контракт, и я, как понимаю, деньги брались из тех денег, которые предназначались нам на льготы. Начали поджимать. Это отменили, то отменили. И как вот это началось… Квартиру не дают нам. Вроде сделали, что ипотеку вводить. Я приезжаю, рассказываю, дайте мне ипотеку, а мне говорят: «У нас такого нету». Я: «Ну как я…» Прошу хоть однокомнатную, и жена уже гундеть начала. Ни денег…

— Да и дисциплина, наверно, шалила…

— Про дисциплину я вам скажу: поставили меня дежурным по лагерному сбору. А режим работы следующий: две недели мы занимаемся боевой подготовкой в полку, пишем конспекты, прыгаем — прыжки совершаем, одну неделю делаем выход в лес. Грубо говоря, на учения, на практику. За сто километров уходим пешком, все время пешком. Как я понимаю, на топливо нет денег в части. Нас не возили никогда. Там отрабатываем какие-то стрельбы и следующие недели… То есть две мы в полку, неделю в лесу, и неделю полностью закрываем все наряды. Постоянно в нарядах. Вся рота. Мы там по столовой, там-там, караулы, все. И получается, что дома я не бываю… Конечно, все было сделано правильно. Офицеры приходили на зарядку. Мы не к 9 часам приходили, как написано в каких-то регламентах по службе, а мы приходили на зарядку, на зарядке бегали с солдатами, также тренировались, а уходили мы поздно вечером после 9 часов, когда все эти совещания пройдут, и приходишь домой, уснул, проснулся, опять туда ушел. Служба достаточно напряженная.

— Напряжно…

Черешнев:

— Что я еще про дисциплину могу сказать? Стою я по лагерному сбору дежурным и приезжает машина — привезла продукты на кухню делать закладку. И подъезжает командир батальона, я понимаю, что все получают копейки, всем хотелось заработать денег. И подъезжает командир батальона, эту тушенку, которую привезли, перегружает в другую машину, и увез. Все. В продажу пошла. И приезжает проверяющий. Говорит: «А ты на закладке продуктов был?» — «Был». — «А почему я попробовал еду, а в ней тушенки нет?» А я же не буду покрывать, я говорю: а вот так и так, полковник наш, командир батальона, приехал и ее увез в неизвестном направлении. Он говорит: «Да?» Я: «Да». — «А, ну ладно тогда». Ну и все. И ничем это не кончилось…

— Тушенку не заставили вернуть…

Черешнев:

— И не подумали. То есть там своя мафия уже сложилась. Деньги-то у людей… Все по капле накапливалось, накапливалось… Закончилось тем, что дивизионные учения, и я понял, что России армия уже не нужна.

Не нужна чиновникам, которые присосались к России.

9. Переживания лейтенанта. Холостой патрон

Черешнев:

— Россия не хочет больше иметь армию. Потому что, когда… Вот я принял… Стоят боевые машины в ангарах. На них на всех печать командира роты. Они опечатанные. Ночью приходит сигнал: «Тревога! Выезжайте!» Машины в пункт временной дислокации выдвигаются. Они же воздухом танки заводятся. Раз, бур-бур-бур… Какая-то ерунда в двигателе. Вторую боевую машину. Бур-бур… С роты выехало две машины. Машина командира роты и машина связи. Все! Остальные машины, вскрываем баки, вскрываем пломбы, там вода. Солярки нету, там вода в баках. То есть солярку слили, украли… Ну и все… Потом уже поехали на полигон, приехали на полигон, и командир полка говорит: «БМД-3, там новые радиостанции стоят». Командир: «Кто умеет настраивать радиостанции?» Вот с полка… Черт меня дернул: «Я умею настраивать». Он: «Ну, иди настраивай». Я пошел, настроил свою роту. Подходит ко мне комбат: «Настроил, молодец, иди следующую роту настраивай». Я пошел настраивать. А это зима, декабрь. Я настроил на батальон связь. На всех машинах, какие в батальоне были. Почему нельзя было сказать офицерам: иди посмотри, как он делает, я не знаю. Заставили меня делать, ну, как обычно, в армии. Кто везет, на том и едут. В общем, я простыл, пока прыгал по этим машинам. Потому что сидишь настраиваешь, а металл студеный.

— Холод…

— А они незаведенные машины, ни прогрева, ничего. В общем, я на следующий день слег и к командиру роты подхожу и говорю: «Так и так, у меня температура. Я сейчас умру», — говорил, горько смеясь. — И он мне: «Ну, а я чего могу сделать?» — «Отправь меня куда-нибудь, в наряд засунь. Я сейчас поеду: как я на учениях по полю буду бегать с температурой». Он: «Иди в санчасть. Там фельдшер» Я к фельдшеру подхожу, он мне пишет: да, температура есть 39. Но у него ни таблеток, ничего нет. «Я тебе даже жаропонижающего не могу дать. Ничего нету». И он говорит: «Поступай как хочешь. Езжай в Кострому, лови машину