Шарада - Руслан Каштанов

Чаще всего это происходило в той же кровати, где они спали, в постели под навесом зеркального потолка.

Теперь, после финала, она стала его покидать, чтобы посетить ванную комнату. Молча и непринужденно. Будто такая привычка была у нее всегда.

По начала Кириллу это не нравилось, но он ничего не говорил, при этом постоянно чувствуя себя использованной-сучкой. Но однажды он все-таки прервал ее очередной «побег-после-оргазма», удержал ее за руку, и ровным голосом сказал ей остаться. Когда она воззрилась на него, как на чужого мужчину, который лезет ей в трусы, он добавил:

–Полежи рядом со мной.

–В чем дело? – спросила она, и тут же одарила его своей обычной улыбкой. – Прости, мне нужно в ванну.

–Зачем?

–Новая привычка. Мне очень хочется в душ. Мы можем поваляться вместе уже после.

Он был не против, но «уже-после» обычно никогда не наступало. Он оставался в постели один, наедине со своим отражением в потолке: на фоне смятой простыни и сплющенных подушек.

–Дина, что происходит? – спросил он.

Вопрос вырвался сам по себе. Он вертелся у него в мыслях, на языке, но он никогда не планировал произносить его вслух.

–О чем ты? – переспросила она.

–О нас с тобой, – сказал Кирилл. – Что-то происходит между нами.

–Наверное, я сейчас не совсем понимаю тебя. Я что-то упустила?..

Кирилл сконфузился, качая головой, и тем самым отпуская Дину на все четыре стороны.

«Пусть хоть заночует в ванне, – подумал он. – Мне плевать!»

Хотя ее ровная реакция заставила его задаться вопросом. Возможно, что между ними действительно все, как и всегда; попросту они перешли в новую фазу отношений, когда одному партнеру требуется немного больше личного пространства (на удивление, в их паре таким человеком оказалась женщина; когда как желание временного отдаления обычно происходит у мужчин; или это всего лишь глупые гендерные стереотипы?; в любом случае, Дина всегда была независима, и Кириллу это было известно).

Возможно, это самое что-то, на котором Кирилл прямо, но тактично, поставил акцент, на самом деле происходит не между ними, а только с ним.

По существу, так оно и было. Это у него изменилось восприятие, это с ним стали случаться тревожные сны, и это он придавался частому рукоблудию, что, как он уже знал по своему опыту, тоже прибавляла некоторой доли невротичности.

Выходило так, что его беспокойства были личными, и он скрывал их на столько, что Дина даже этого не замечала, – продолжала заниматься учебой, общением с родными и подругами, оставляя и для своего парня достаточно времени даже просто для удовлетворения базовых потребностей. Такого между ними никогда не было, чтобы общение сводилось к минимуму, а секс разросся до максимума. Но, видимо, для этого настал момент.

Кириллу ничего не оставалось, кроме как справиться со своим новым состоянием. Ну, или, по крайней мере, он намерился поменьше мастурбировать (хотя это казалось невозможным, и потому выглядело странным; его хватало на одиночное раздолье и на парный марафон, который частенько растягивался на часы…).

Как-то раз ему даже показалось, что его новое состояние отходит, отдаляется, остается где-то на периферии.

Это был самообман.

В один из моментов их дневного соития комната вдруг как-то потемнела (Кириллу на секунду подумалось, что пелена покрывала его глаза, что он терял сознание; но нет, это было не так; тьма сгущалась вокруг, облепляла стены, окно, и стоны его возлюбленной стали словно отдаваться эхом, и было в них что-то сексуальное и пугающее одновременно), и в дальнем углу, около двустворчатого шкафа, появился Тим. Он безучастно следил за их страстью, или же он смотрел на Кирилла, и, как будто сразу, мимо них обоих. Потом пространство вокруг вдруг стало заполняться тенями, посторонними голосами, и Кирилл понимал, что слышит и видит все это только он один. При этом он ощущал в себе невероятный прилив мужской силы, который не давал ему остановиться, как бы ему не было страшно, что бы он не видел или не слышал вокруг себя. Что-то заставляло его продолжать двигаться, с еще большим усердием и страстью.

Вокруг были голоса его друзей и знакомых, которые предупреждали его о чем-то важном, о какой-то опасности. Но это было похоже на слабый, с помехами, радиосигнал. Отчетливость слов пропадала, и все сливалось в неразборчивый поток слов, фраз и предложений. Предупреждение о скрытой опасности оставалось нерасшифрованным.

Потом Кирилл увидел себя. Так точно: самого себя, со стороны. Тот, другой Кирилл, стоял в дверном проеме, с измученным лицом, с кровавыми порезами, в порванной одежде, и каким-то неживым застывшим взглядом. А позади него – увиденное было ужасающим – стояло мертвенно-бледное нечто, с огромными демоническими крыльями за спиной; оно рычало, и протягивало к двойнику Кирилла свои костлявые когтистые лапы.

Кирилл закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса. И вдруг отчетливо услышал, как говорил Тим – это был голос, в абсолютной тишине, заполнившей воздух мягким облаком.

–Все дело в стенах… – сказал он.

Тут он почувствовал, как тепло разлилось по всему его телу, прошлось легкой судорогой, и ему не хотелось открывать глаз, хотелось просто уснуть, надолго, и не видеть снов, не видеть ничего.

–Ты все? – спросила у него Дина.

Он молча кивнул.

–Тогда я в ванну.

Она освободилась от его объятий, спрыгнула с постели, громко топнув ногой по полу, и покинула комнату, чтобы принять душ.

Кирилл снова остался наедине со своим отражением. Он огляделся вокруг: это была все та же комната, все те же стены, и свет был тот же, яркий, дневной…

Ему казалось, что он попал в чей-то дурной сон. Ирреального становилось слишком много. Окружающий мир путался с его личными видениями, чувствами и домыслами, смыслы которых были неясны.

«Безумие невозможно осмыслить, – думал Кирилл. – Это пустое занятие…»

«Неужели я схожу с ума? Этого не может быть…»

Наступил праздник для верующих, и в семье Дины такие дни, время от времени, но отмечались. Это был не лишний повод для семейного обеда, с родственниками, с их новыми женихами и невестами, – людьми, которые вот-вот должны были войти в фамилию, стать ее частью.

Кирилл оказался в числе приглашенных. Он заметно волновался, особенно перед выходом, его даже немного трясло, и он никак не мог успокоиться. Дина остановила его возле дверей, поправила воротник его рубашки, смахнула ворсинки с пиджака, и, словно водрузив вишенку на вершину торта, наградила Кирилла любовным взглядом.

Этот момент взбодрил молодого человека, и поэтому он позволил себе расслабиться.

Они одели теплую верхнюю одежду, спустились вниз, вышли из подъезда и посадили себя в такси, на заднее сиденье.

Поездка сопровождалась молчаливым благоговением перед религиозной неясностью – общий момент в душах атеиста и агностика, какими были Дина и Кирилл.

В какой-то момент она взяла его за руку. Он перестал смотреть