Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она развернулась и быстро покинула комнату. После нее остались только удаляющиеся шаги – обуви с каблуками – глухой стук по паркетному полу. И мое недоумение…
…Это был мой вынужденный отказ мой грех моя измена…
Я предала его, и теперь у меня остался только его сын.
Я вновь и вновь прокручиваю все в своей голове – как же это могло случиться, как мы пришли с ним ко всему этому. Но моя мысль сбивается, спотыкается на тех памятных моментах счастья или бесконечных ссор, которые бывают между молодыми влюбленными.
Я помню, как не могла отказаться от идеи идеализировать наши отношения, нашу с ним связь. Это всегда было выше моих сил. Мне казалось, что рядом со мной лучший мужчина, а я, соответственно, лучшая женщина, которая могла ему достаться. У нас был лучший секс, и лучшие серии оргазмов. В то время, как все вокруг пребывали на седьмом небе от счастья, мы с ним взлетали выше атмосферы, отправлялись в космос, и оказывались в центре Вселенной всякий раз, когда находились на одном из пиков нашего недолгого счастья.
Тот момент, когда я вдруг поняла, что мирное сосуществование со своим любимым лежит несколько в другой плоскости, нежели чем в физической близости, наступил слишком поздно. На столько, что уже даже не стоило сожалеть. У меня осталось чувство незавершенности, уходящее тонкой линией в бесконечность. После того, как его у меня забрали, я поняла, что огромной части меня самой больше не существует. Эта часть отправилась вместе с той линией, в то бесконечное путешествие, в поисках души любимого. Оставшаяся часть меня осталась примиряться с реальностью. Договариваться с ней. Идти на компромисс. Заключать договора…
Хотя, удивительно, как со мной остались только яркие моменты, и как я умудрилась позабыть все темное и страшное, что связывало нас в последнее время. Особенно то, как я отказывалась доверять ему. То, как находила в нем врага. Ну, или хотя бы засланного шпиона, исполнителя.
Короче говоря, моя подозрительность возросла до неприличия высоко.
Я долгое время не хотела с ним говорить. Мне казалось, что он постоянно меня предает. Мои мысли были сильнее меня, и он чувствовал это, и не знал, как ко мне подступиться.
Но в какой-то момент он собрал волю в кулак, и, сев рядом, обнял меня так, как это мог делать только он – со всей любовью, которая в нем была, со всей отдачей, не оставляя себе ничего, и огромной беспомощностью, которую он никогда не боялся скрыть.
Мы оба молчали. Мне не хотелось отвечать ему взаимностью. В то время я чувствовала в себе первые изменения. С моим телом и мыслями, со всем, что окружало меня, стало что-то не так. Все изменилось. Все стало другим. Долгое время я действовала на отторжение. Мне хотелось вернуть себя ту, какой я была. Но взрослый человек внутри меня настойчиво повторял мне, что время невозможно повернуть вспять, что все, что сделано, уже сделано, и незачем оборачиваться к прошлому, которое оригинально и неповторимо.
Я уронила голову на его плечо и сказала:
–Кирилл, ты должен признать тот факт, что ты не слышал меня.
–Я признаю!
Он обнял меня еще крепче и повторил:
–Признаю!
–Без этого я не смогу идти дальше! Мне нужно твое признание! Мне нужен ты! Я не смогу справиться со всем одна! Ты должен переступить через себя, признать несостоятельность своих слов, и встать, наконец, на мою сторону!
–Я уже это сделал! Верь мне! Я тоже не могу без тебя!
–Я больше никому не могу верить!
Это был тот момент, когда вымотанная женская суть поднималась со дна глубокого колодца, чтобы проникнуть в мужскую пещеру, в его логово, и испытать теплоту и созидательную силу, какая в ней была. Тот самый момент, когда мужчина просто выслушивает женщину, и дает ей возможность оказаться самой собой – такой, какой ее сотворила сама природа.
Переживания захлестнули меня. И я больше не могла себя сдерживать. Реальность была самой болезненной вещью, с которой я сталкивалась.
Но мои же слезы были для меня чужими. У меня было ощущение, что плачу не я, а только мое тело. Внутри я была сильна, как никогда прежде. Я разделилась напополам. Одна моя часть билась в истерике, а другая пребывала в умеренном спокойствии. Одновременно я была сильна и беспомощна. И я вдруг поняла, что это были слезы прощания. Я выпускала из себя подростка; девушку, которая старалась быть верной своим родителям.
Я становилась воином.
–Мы должны разобраться со всем этим! – твердо говорила я сквозь слезы.
Для Кирилла в ту минуту настал переломный момент. Он перестал меня узнавать. Я почувствовала это. Моя истерика была не просто очередным желанием полить слезы в мужскую рубашку (так это обычно видят мужчины); еще я стремилась к действию, к тому, чтобы решить проблемы. Для него это было непривычно. В его глазах было скрытое удивление.
–Мы должны понять до конца не только то, что случилось здесь, в этой квартире, но и что было вне ее. Ты понимаешь меня? Нас сюда затолкали силой – это очевидно. Но я не могу понять зачем… Это какая-то загадка, которую необходимо разгадать. Глупый заговор. Безумие. Все путано. Скрыто и непонятно. Но мы найдем здесь свою логику. Подберем нужный ключ, чтобы открыть дверь, через которую сможем выйти. Ответы есть. Я знаю это!..
Кирилл, ты должен быть на моей стороне! Должен быть со мной!
–Я обещаю тебе, – сказал он, – я буду с тобой! Посмотри на меня, и скажи, что веришь мне!
Мне не требовались какие-то слова, чтобы подтвердить свою веру. Вместо этого, заглянув в его глаза, искавшие прежнюю Дину, девушку, в которую он был влюблен, и которой уже почти не существовало, я твердо сказала:
–Нам нужен план.
У всех есть план.
Выживают только умные стратеги.
Война – это не шутка.
Мне хочется сожалеть. Но я не могу.
Я высушена изнутри. Во мне бесплодный сад. Все сгнило. Пустыня.
Я опустошена.
Остался один росток. Он пробивается там, где все выжжено. На том месте, где никогда и ничего не должно было вырасти. Но для этого растения это то самое место. Нужное место. Потому что это цветок ярости. Его длинный стебель в острых иглах, а лепестки горят пламенем ненависти. Он пылает, уничтожая все вокруг себя. Корни цветка питаются чувством мести, что живет во мне тихо и порой незаметно. Желание отомстить разрастается во мне, все сильнее охватывая мое сознание.
Я окаменела. Я камень. Я статуя. Старая статуя, на которую больше никто не обратит внимания. Я разваливаюсь, и
