Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Ты запала на него, да? – Его брови в сожалении поднялись домиком.
–Нет, ни в коем случае! – Я замотала головой. – Скорее, он подкрепляет мою уверенность в собственных убеждениях по поводу самой же себя.
–То есть, ты отправляешься за подпиткой?
Он попал в яблочко.
–О, Боже, да! – воскликнула я, воздев к потолку открытые ладони. – Мне нужен этот кислородный коктейль из непринужденной беседы и взаимоуважения!
–Ты забыла про легкое возбуждение.
–Без него мы бы все были роботами.
Я оправдывала себя и всех себе подобных.
Тим посмеялся надо мной, и, не меняя спокойного тона, обозвал меня «грешницей».
–Грязная грешница! – сказал он.
И сразу добавил:
–А если его там не будет? Ты будешь разочарована?
Подумав, я ответила:
–Думаю, что да. Немного.
–Но ведь изначально мы отправлялись за весельем. Ты ехала, чтобы предаться праздности! Как же так? Отсутствие стимула, и мы резко превращаемся в собственные тени?
Он не говорил «ты» или «я». Он говорил «мы». Не имея в виду отдельно себя, или меня. Он говорил обо всех.
Я это понимала. Как и то, что он снова приглашал меня рассудить этот мир, и людей, которые в нем живут.
–Хочешь сказать, что этот несчастный женатый мужчинка есть стимул к моему хорошему настроению? – Я говорила напрямую. – Мужчина, который своим стремлением идентифицировать мои чувства старается затащить меня в одну из многих постелек, в какой-нибудь дешевой гостинице или на съемной квартире. Он – стимул?
–По логике, да. Он – твой стимул.
–Если это так, то тогда мы определенно ежедневно упускаем нечто важное.
Тим неоднозначно улыбнулся, и снова переоделся в новую футболку, не забывая поправлять творчески украшенный беспорядок на голове.
–Упускаем удовольствие? – спросил он.
–От которого отказываемся, если отсутствует стимул?
Я всего лишь продолжала его мысль.
Он утвердительно кивнул, и сказал:
–Удовольствие, которое мы можем получить, если позволим себе это. Если дадим себе на это разрешение.
–То есть, мы можем встать на путь, где всегда будет только вечное наслаждение, просто подписав договор с самим собой на дозволенность получать удовольствие?
–Не бывает вечного наслаждения.
–Тогда что же будет, если мы все-таки дадим себе волю, и раскошелимся на гедонизм?
–Вариантов много. – Он остановил выбор между двумя футболками. – Исход всегда неожиданный…
Удовольствие – это не только вопрос выбора и дозволенности. Это еще и готовность испытать горечь от того факта, что ты все еще жив и дышишь, и способен испытывать разной степени наслаждение. Это готовность испытать боль.
Он натянул на себя поло зеленого цвета, поднял вверх бортики воротника (это было уже давно немодно, но ему было наплевать), и снова добавил верности в хаотичной прическе.
–Я готов! – сказав это, Тим вернул на лицо свою улыбку на сотню долларов. – Извини! Заставил ждать!
–Зато мне теперь известно, в чем кроется мой стимул…
В таких непростых диалогах. В непринужденности. В честности. В родственности душ.
Теперь этого больше нет. Все уничтожено. Похоронено. Стерто.
Я застыла. Моего дыхания не слышно. Ни одного движения. Взгляд сосредоточился в одной точке, где видно страшные вещи, которые случились со мной. Я смотрю на все это десятки раз, прокручивая перед глазами, словно стремлюсь наказать себя, и не верю в реальность. Мне хочется, чтобы все обернулось страшным сном. Чтобы наступило пробуждение.
Разбитость и подавленность. Отчаяние.
Но мысль способна резко сменить траекторию.
Теперь я опять борец, и абсолютно четко знаю, что мне нужно делать и как поступать. Я больше не маленькая девочка. Хотелось бы мне сказать, что я юная леди, не смотря на то, что с любой другой «леди», которая попадалась мне на пути, я не могла продержаться и пяти минут. Но на самом деле мне хочется, чтобы все было именно так: чтобы я была леди; той самой юной красавицей, размышляющей о том, какой будет ее будущий супруг, как она будет служить ему невидимой опорой, рожать ему детей, и, если понадобится, то не одного, и даже не двух; юная леди не может позволить себе капризов. Она сдержана и улыбчива. Она соблюдает этикет. Пожалуй, это объединяет меня с девушками подобного рода. Это то, что рано или поздно объединяет нас всех – способность к психической мимикрии. При этом мы должны быть сдержаны и терпимы. Иначе нам не перенести различия друг друга.
Хватит ли мне терпения быть терпимой? Боюсь, что нет. Но я готова поклясться чем угодно, что не подам никакого вида об этом. Это самое главное. Необходимо создать для окружающих удобоваримый образ. В то время, как внутри себя ты имеешь право быть совсем другой – той, кем тебе хочется быть.
Мне не хочется быть леди. Мне хочется быть убийцей. Я готова уничтожить тело и душу каждого, кто перешел мне дорогу за последние несколько лет. И мне не хочется молить Бога, чтобы все закончилось миром. Мне хочется спустить курок и увидеть кровавые пятна на стене – ошметки мозга моего врага. Мне хочется вонзить скользкое лезвие в человеческую плоть и проворачивать им в ней до того момента, пока я не услышу крики боли и отчаяния – страдания моего врага. Пистолеты и ружья, клинки и мечи, молоты и щиты. Я готова воевать. Я буду воевать. Война поселилась во мне надолго.
В коридоре послышались приближающиеся шаги. Дверь в мою комнату осторожно открылась, и в проеме показалось знакомое лицо. Почти родное.
Нелли Артуровна. Профессор психологии. Мой преподаватель… Из прошлой жизни, когда я еще была несколько беззаботной студенткой.
Эта женщина прожила уже восемь десятков лет, и могла бы прожить столько же. Такое впечатление создавалось, когда мы смотрели на нее из-за своих парт – дети видели возрастное чудо. Несгибаемый человек. Волевой. И при этом никак не утраченное чувство детскости – мы почти всегда могли чувствовать себя с ней на одном уровне. За исключением тех моментов, когда она вдруг не превращалась в авторитарную личность и не командовала нами, как глупым стадом. Что поделаешь? На юношескую леность иногда приходится воздействовать весьма грубыми способами. Но все это не мешало нам, студентам, называть ее между собой по обычному, коротко, по ее имени: Нелли. Вот как она на нас действовала. Она была нам почти другом, не забывая о том, что она начальник, босс, главный. Настоящий лидер… Я бы пошла за ней на поле боя, если бы она была командиром. Без сомнения.
Она не стала полностью заходить в комнату, а только деликатно поинтересовалась:
–Дина? Могу ли я войти?
Мне хотелось говорить только глазами, одним взглядом. Но, превозмогая себя, я ответила вслух:
–Конечно!
–Здравствуй!
Она была искренне рада, и это было заметно. То, что я так легко впустила ее
