Земля надежды - Филиппа Грегори

Лорд-мэр Лондона лично организовал раздаточные пункты, где люди могли купить еду по справедливым ценам — чтобы жулики не могли воспользоваться бедственным положением города. Каждый день Джозефа призывали на рытье окопов для защиты города от кавалерии, а от командира местного ополчения даже поступил запрос относительно возраста Джонни: когда он станет достаточно взрослым, чтобы поступить на военную службу?

Джонни, на дом которого наступал король, рвался удрать ночью и присоединиться к его армии.

— Я мог бы быть разведчиком, — говорил он. — Или шпионом. Я могу рассказать королю, где у нас вырыты окопы и где стоят пушки. Я нужен ему, я должен пойти к нему.

— Сиди спокойно! — рявкнула Эстер.

Чувство опасности, надвигающейся на дом и детей, на все, что она любила, сделало ее чрезвычайно раздражительной.

— У короля и без тебя хватает дураков, бегущих под его знамена! Ты ребенок. И ты будешь сидеть дома, как послушный мальчик.

— Мне уже скоро одиннадцать! — запротестовал он. — И я — главный в доме.

Эстер улыбнулась ему слабой улыбкой.

— Тогда оставайся и защищай меня, — сказала она. — Мы здесь охраняем сокровища, принадлежащие всей стране. Мы должны оставаться на посту.

Эти слова несколько смягчили Джонни.

— Когда я вырасту, я пойду на военную службу в кавалерию Руперта, — пообещал он.

— А я надеюсь, что, когда ты вырастешь, ты станешь садовником в мирной стране! — гневно возразила мачеха.

В конце марта пришло невероятное известие, появившееся в городе вначале в виде слухов, но к концу дня получившее подтверждение в листовках, памфлетах и балладах.

Несмотря на все дурные предчувствия и страхи, вопреки всем вероятностям, армия парламента, состоявшая из рабочих и ведомая офицерами, которые никогда не были при дворе, встретила армию короля при Алресфорде недалеко от Винчестера, выдержала долгую суровую битву и блестяще победила.

Победа была тем более впечатляющей, что решающим моментом в ней стала атака роялистской кавалерии, на сей раз не закончившаяся бегством обезумевшей от страха пехоты парламентской армии, спасавшейся от рубящих кавалеристов. На сей раз солдаты парламента выстояли, а кавалерия, отброшенная в глухие закоулки Хэмпшира, не смогла собраться заново, не смогла перегруппироваться. Пехота парламента упрямо и решительно вела бой, продвигаясь вверх по холму, на вершине которого расположился Алресфорд, и к ночи заняла деревню.

Всю ночь в Ламбете жгли праздничные костры, и в каждом окне горели драгоценные свечи. На следующее воскресенье не было ни единого мужчины, женщины или ребенка, кто не посетил бы благодарственную службу. На мгновение прилив войны ослабел, но только на мгновение. Это означало, что по крайней мере в течение месяца или двух кавалеристы не покажутся на узких улочках Ламбета. Не будет и несущих смерть солдат-католиков ирландской армии.

Просочились также слухи о том, что силы парламента захватили все порты Уэльса, обращенные к Ирландии. Теперь король не мог призвать католиков в Англию. Даже в Шотландии немногочисленные роялистские силы отступали.

— Полагаю, королю теперь придется вступить в переговоры с парламентом, — заявил Александр, апрельским вечером посетивший Эстер. — Впервые ему приходится защищаться, а роялистская армия никогда не могла похвастаться умением хорошо сражаться при отступлении. У него нет советчиков и не хватает решимости, чтобы продолжать борьбу.

— И что дальше? — спросила Эстер.

На коленях у нее стояла корзина со стручками прошлогоднего душистого горошка. Она лущила их, собирая семена для посева.

— Можно доставать наши редкости из укрытия?

Александр на мгновение задумался.

— Нет, лучше не надо, пока не объявят мир, — сказал он. — Подождем и посмотрим. Может, события наконец повернулись в обратную сторону.

— Вы думаете, король заключит мир с парламентом и смиренно вернется домой?

Александр пожал плечами:

— А что еще ему остается делать? Придется договариваться. Он все еще король. А они все еще парламент.

— То есть все эти мучения и кровопролитие были понапрасну, — отрезала Эстер. — Понапрасну, за исключением того, что короля научили управлять своим парламентом так, как это делали его отец и старая королева.

Александр серьезно посмотрел на нее.

— Это был дорогой урок.

Эстер бросила горсть сухих пустых стручков в огонь и посмотрела, как они заискрились и вспыхнули.

— Чертовски дорогой… — горько вздохнула она.

Апрель 1644 года, Виргиния

Джон надеялся, что его призвали на военный совет Опечанканау как простого воина, товарища Аттона. Но, по мере того как текли дни в городе повхатанов, он обнаружил, что каждое утро его призывали для разговора с вождем.

Сначала вопросы были ясные и прямые. Форт в Джеймстауне: правда ли, что город так разросся, что все население уже не может поместиться за его стенами? Правда ли, что стены уже разрушаются от недостатка ухода и ремонта, что нет надлежащей стражи и что пушки заржавели?

Джон отвечал всю правду, которую знал, предупредив Опечанканау, что он — всего лишь путешественник, проехавший через Джеймстаун, а не постоянный житель, знающий о городе все до мельчайших подробностей. Но по мере того, как вопросы продолжались, Джону стало ясно, что Опечанканау знает ответы на них не хуже самого Джона. У мудрого старого вождя было много шпионов, наблюдавших за фортом. Он использовал Джона для того, чтобы лишний раз проверить их информацию, а сведения, полученные от них, — для того, чтобы проверить, правду ли говорит Джон. Он проверял, насколько Джон способен говорить правду, доказывая преданность своему новому народу.

Когда он удостоверился, что Джон честно рассказывает ему все, что знает, тогда вопросы изменились. Вместо этого он спрашивал: когда белые просыпаются, что пьют за завтраком, правда ли, что все они пьяницы и к вечеру обычно уже наполовину упиваются своими огненными напитками? Есть ли какая-то особенная магия в том, чтобы обращаться с порохом, пушками и кремневыми ружьями, могут ли повхатаны отобрать у них все это оружие и обратить его против самих создателей? Помнит ли бог англичан о них в этой чужой земле, или, может, он просто-напросто позабудет о них, если против них восстанут истинные хозяева земли?

Джон боролся с концепциями магии, военного дела и теологии на чужом языке и в рамках другого способа мышления. Снова и снова он обнаруживал, что вынужден отвечать старику: «Простите, я не знаю», и видел, как темные брови смыкаются, а изборожденное морщинами лицо темнеет от гнева.