Земля надежды - Филиппа Грегори

— Я не могу делать это. Я не могу идти и убивать своих людей.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас убил тебя?

Джон покачал головой, не говоря ни слова.

— Если не я, тебя убьют другие.

Джон подался вперед, будто хотел обнять Аттона, и положил несчастное лицо на плечо друга.

— Придется им. Потому что я не могу сделать это.

— Ты подождешь здесь, пока мы делаем это?

Джон кивнул.

— И ты не закричишь и не убежишь?

Джон снова кивнул.

— Мой брат будет стоять здесь на страже, — просто сказал Аттон остальным. — Идите за мной.

Воины быстрым шагом прошли мимо Джона, не взглянув на него. Он прислонился спиной к дереву — бесполезный страж, неверный друг, сломленный воин и опозоренный муж.

Они сделали все быстро и чисто. Раздался всего один удивленный крик, и стало тихо. Очень скоро все вернулись. Аттон вытирал ракушечное лезвие своего ножа куском европейского муслина.

— Пошли, — коротко бросил он отряду.

Они кивнули и снова встали на тропу. У одного воина было что-то зажато в руке. Аттон протянул руку и вышиб это. Керамическая бутылка упала на землю и покатилась прочь. Аттон пнул ее ногой так, что та закрутилась, расплескивая жидкость, и в воздухе завоняло спиртом.

Потом Аттон повернулся к Джону:

— Ты сможешь найти дорогу назад, в деревню, к Сакаханне?

— Да.

— Тогда иди назад. Жди, пока вернутся воины.

— Она не примет меня, — с уверенностью сказал Джон.

— Это так, — сказал Аттон. — Никто из нас не захочет принять тебя, Орел.

Он помолчал, ему в голову вдруг пришла неожиданная мысль.

— Как тебя звали раньше? До того, как ты стал моим братом, Орел?

— Джон Традескант, — сказал Джон, и имя прозвучало странно и непривычно.

— Тогда ты должен снова стать им, — категорически заявил Аттон. — А теперь отправляйся к Сакаханне, прежде чем кто-нибудь убьет тебя.

— Мне так жаль… — начал было Джон.

— Отправляйся к Сакаханне, а то я сам убью тебя! — резко сказал Аттон и исчез в темноте.

Деревню охранял сын Аттона. Он узнал шаги Джона и окликнул его из серого рассвета:

— Это ты, Орел?

— Нет, — ответил Джон.

Голос его был безжизненным и усталым.

— Ты должен называть меня Джон.

— Мой отец с тобой? Воины идут домой?

— Они на войне, — сказал Джон. — Я один.

Мальчик остановил свой влюбленный бег вперед, в объятия Джона, и внезапно взглянул на него так, будто Джон был отгорожен стеной страшного ужаса, будто его доверие и уверенность в Джоне внезапно пошатнулись.

— Ты не с ними?

— Я не смог, — просто ответил Джон.

Он думал, что самым сложным будет сказать эти слова Сакаханне. Но оказалось, что еще труднее смотреть в умные глазенки ее сына. Свет медленно погасал на лице мальчика.

— Я не понимаю, — пожаловался он, желая, чтобы происходящее оказалось слишком сложным и трудным для понимания, тем самым уговаривая Джона придумать другое объяснение.

— Я не смог убить англичанина, — тяжело выговорил Джон. — Я думал, что смогу сделать это. Но когда дошло до дела, я не смог. Я оставил дом в Англии, потому что не мог выбрать, на чью сторону встать, и не хотел убивать англичан. А теперь я здесь, в новой земле, и все равно не могу принять чью-то сторону и начать убивать.

Глаза мальчика обежали его лицо.

— Я думал, ты — храбрый воин, — с упреком сказал он.

Джон покачал головой:

— Нет, похоже, что нет.

— Но ты — друг моего отца!

— Больше нет.

— И Сакаханна любит тебя!

Движение позади него заставило Джона обернуться. Там, глядя на него, стояла Сакаханна. Мужчина и мальчик повернулись к ней лицом, ожидая ее приговора.

— Что ж, наконец ты решил, — спокойно сказала она. — В конечном итоге ты все-таки англичанин.

Джон медленно упал на колени, на оба колена — так он становился только перед величайшей королевой Европы, да и то нехотя.

— Да, — сказал он. — Я не знал этого до того самого момента, когда понадобилось пролить их кровь. Прости, Сакаханна.

Она смотрела на него и сквозь него, как будто прекрасно понимала, что происходит в его душе, и на мгновение Джон понадеялся, что будет прощен, что их непоколебимая любовь преодолеет даже это. Но она отвернулась, щелкнула пальцами своему мальчику и пошла легкой походкой вдоль по улице в свете рассвета. Она не оглянулась. Он знал, что никогда больше она не посмотрит на него с любовью.

Воины вернулись домой, торжествуя. Первая волна атаки на дома, расположенные далеко друг от друга по берегам реки, прошла отлично. Атака на Джеймстаун застала спящий город врасплох. Почти пятьсот колонистов были убиты, но как только поднялась тревога, армия индейцев отступила. Хотя внезапное нападение на форт удалось вполне, город раскинулся теперь так широко и дома были настолько хорошо защищены ставнями и надежными, прочными дверями, что невозможно было выиграть всю войну одной-единственной битвой. Воины отступили, чтобы перегруппироваться, залечить раны и похоронить мертвых. Потом они собирались наступать снова.

Тем временем губернатор в Джеймстауне объявил военный сбор по тревоге и собрал всех мужчин, способных нести оружие, и охотничьих собак для контратаки. Он призвал колонистов к войне на уничтожение, чтобы решить вопрос раз и навсегда.

— Нам нужно уходить, — сказал Аттон, когда вернулись все мужчины. — Глубже в лес, возможно, перебираться через реку, спрятаться между протоками в дельте. Как только деревня будет надежно укрыта, мы можем снова выйти и сражаться.

Женщины сразу же разошлись по домам укладывать пожитки.

— А что будет с урожаем на полях? — спросила Сакаханна.

Он сделал жест, означавший, что урожай потерян.

— Возможно, позже. Возможно, мы сумеем вернуться, — сказал он.

Они обменялись острыми суровыми взглядами. Он отметил жесткие линии, что пролегли у нее вокруг рта, и Джона, беспомощно топтавшегося у нее за спиной.

— Ты ранен, — сказала она.

— Просто ушибся. А ты?

Она отвернулась.

— Просто ушиблась.

Они шли целый день. Как-то раз во время остановки они услышали звук охотничьего горна и лай собак. По их следу шли гончие губернатора сэра Уильяма Беркли. В этот сезон охота на индейцев обещала быть самым увлекательным видом спорта для колонистов.

Индейцы сразу же перебрались через реку. Мужчины несли детей на плечах, женщины шли вброд по грудь в быстрой воде, без единого слова жалобы. Потом они еще раз пересекли реку, и Аттон в быстром темпе повел их дальше.

Джон шел позади, помогая старикам и старухам поспевать за всеми, неся за них поклажу. Сакаханна никому не рассказала о том, что произошло между ней и мужем, но ей и не надо было говорить. Все видели, что Орел больше не шел рядом ни со своим другом, ни с женой. Все видели, что он был мертвецом для Аттона и Сакаханны, так же верно, как если бы он вошел в Джеймстаун, сражался, как герой, и пал смертью храбрых. Поэтому они позволяли ему нести их поклажу и поддерживать при переходе через реку, будто он был камнем или деревом, словом, чем-то полезным. Но они не разговаривали с ним, не улыбались ему и даже не смотрели ему в глаза.