Тайна замковой горы - Людмила Георгиевна Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не бойтесь, я не преступница, не совершала ничего, что омрачило бы мою совесть. Но я – беженка. Вы понимаете, что это значит.
Да, все это понимали. После войны маленький Медиленд оказался переполнен беженцами. Для них не было жилья, не было рабочих мест. Не хватало продовольствия. Стала расти преступность, население нищало. Король издал указ, по которому все беженцы обязаны были зарегистрироваться, а впоследствии вернуться на родину. Но не все подчинились указу. Некоторым очень хотелось навсегда остаться в Медиленде. Таких выявляли и депортировали принудительно. А в случае, когда у беженца не было никаких документов, и никто не мог определить его гражданство, происходило судебное разбирательство, иногда заканчивающееся тюрьмой.
– Вы не хотите возвращаться на родину? – спросил граф.
– У меня нет родины, нет родных. И документов тоже нет. Сейчас вы поймёте, почему. Начну я свой рассказ с ещё одного признания: я наполовину еврейка.
– А разве это преступление? – удивился граф. – Какая разница, кто человек по национальности?
– Кое-кто думает иначе. Мне приходилось в жизни встречаться с юдофобами, поэтому я сразу вас предупредила.
– Среди наших друзей и родных нет таких, которые бы презирали человека за иной язык, иную веру, иные обычаи или иной цвет кожи.
– Хорошо, тогда я продолжу.
Моя мама родилась в Медиленде. Здесь, в Флизберге у её отца был дом, на первом этаже которого располагалась мастерская по пошиву мужской одежды, а на втором – жила семья. Мой дед, Моисей Меер, которого я, кстати, никогда не видела, был довольно известным портным, он имел постоянных клиентов и постоянный доход. Семья не утопала в деньгах, но и не бедствовала. Единственное, о чем сожалел мой дедушка, так это о том, что у него не было сына, которому он мог бы передать своё дело. В семье подрастали две дочери: старшая, Мира, моя мама, и младшая – Рахиль. Отец надеялся, что одна из дочерей или даже обе выйдут замуж за молодых людей, решивших посвятить свою судьбу портновскому ремеслу, нет, даже не ремеслу, а искусству, потому что именно искусством считал своё дело мой дед.
Моисей Меер не был ортодоксом в вере и в обычаях, но всё же считал, что всегда и везде лучше держаться за своих.
Моя мама не оправдала его надежд.
Как-то в нашу страну приехал молодой фабрикант из маленького городка Фуло, что находился в Дексии. Тогда она ещё не распалась на два отдельных государства. У Мишена Равса там была фабрика шерстяных тканей, и молодой фабрикант искал новые рынки сбыта. Агентов по продажам он пока не заимел, да и ему хотелось самому познакомиться с потенциальными покупателями. Так он попал в Медиленд. Мишен демонстрировал образцы своих тканей в магазинах, лавках, не оставил в стороне и пошивочные мастерские. Вот так он познакомился с моим дедом, а позже и со своей будущей женой – моей мамой. Сначала дедушка решительно отклонил его сватовство. Ещё полбеды, что жених был не еврей (капитал Равса позволял смотреть на это сквозь пальцы). Но самое главное – он был иностранцем, а значит, видеть дочь придётся очень редко, а, возможно, и никогда. Это сильно огорчало старика. Он в ту пору уже овдовел, и в дочерях было всё его счастье.
Но мой отец влюбился не на шутку. Он ещё два раза приезжал просить руки моей мамы, и дедушка, наконец, уступил.
Чтобы обвенчаться, мама крестилась, и в крещении получила имя Мария. Несколько лет у родителей не было детей. А потом родился долгожданный ребёнок – я.
Моё детство прошло в маленьком провинциальном городке. Возможно, кому-то это показалось бы скучным. Но я совершенно не ощущала ни скуки, ни однообразия жизни. Я любила уютные и ухоженные улочки нашего городка, зелёные луга, его окружавшие, старинную кирпичную церковь с витражными окнами. Я уж не говорю про наш дом. До сих пор он часто мне снится. Отец был образцовым семьянином, он не жалел никаких средств для обустройства семейного гнезда. А у мамы был врождённый вкус и чувство прекрасного. Невысокая кованая решётка окружала маленький садик вокруг дома. А по решётке поднимались целые каскады плетистых роз. Жизнь казалась такой безмятежной, как белые облака, плывущие по небу, в ней не было места горю и страданиям.
Родители почему-то считали меня слабым, больным ребёнком. На самом деле, я почти никогда не болела, а просто была очень изнеженной. Меня не отдали в школу вместе с остальными детьми. Учителя ходили к нам домой. И обучали меня не всем наукам, а только тому, что может быть полезно и приятно барышне, которая всю предстоящую жизнь не должна ведать, что такое работа и борьба за кусок хлеба. Меня учили языкам (я знаю несколько), изящной словесности, рисованию, танцам и, конечно, музыке. Увидев мои способности, отец купил для меня прекрасный рояль и выписал откуда-то учителя, в прошлом известного музыканта. Также я брала уроки вокала у одной дамы, жившей в Фуло.
Так и протекала моя жизнь среди музыки, стихов, созерцания красоты и горячей любви родителей. Часто в моей душе рождались новые мелодии, а потом откуда-то появлялись и слова к ним. Людям нравились мои песни. Некоторые из них подхватывали мои подружки, и песни становились почти народными.
Когда мне было около десяти лет, мы с мамой съездили в Медиленд к её сестре Рахили. Дедушки уже не было в живых, а тётя Рахиль была замужем и имела двух детей, мальчиков. Я не очень хорошо помню эту поездку. Мне не понравилось в Медиленде. Меня утомляли шум и суета большого города, тётина квартира показалась мне тесной и неуютной после нашего просторного дома в Фуло. Кузены беспрерывно дрались друг с другом и со своими приятелями, наполняя квартиру криками и беготнёй. Но маме, конечно, было очень радостно после долгой разлуки вновь увидеть сестру, вспомнить детские годы и родителей. Я же вздохнула с большим облегчением, когда мы вернулись домой, и постаралась выбросить воспоминания об этой поездке из своей головы. Ах, почему я не приложила никаких усилий, чтобы запомнить хоть что-то о наших самых близких родственниках!
Прошло ещё несколько лет, из девочки я превратилась в довольно
