Минтака Ориона - Юрий Гельман

– Не сенатора ли Шумилова вы родственник? – поинтересовался Сумской.

– Нет, – твердо ответил Сергей. – Я просто его однофамилец.

– А у кого в Москве вы учились?

– Я? Ну, в основном, у Глазунова, да и то недолго.

– Гм, Глазунов. Не слышал, – пробасил Сумской. – Это кто-то из новых, наверное. Ну, да ладно. Это не имеет значения. Теперь поговорим о деле. Я так понимаю, вы не особо роскошествуете в Петербурге?

– Это правда, – смутился Сергей.

– В таком случае, не желаете ли вы, Сергей Михайлович, поработать у меня в мастерской подручным? Дело в том, что мой лучший ученик Алексей Золотов за границу подался. У иноземцев учиться захотел. Ну, и Бог с ним. Я никого на привязи подле себя не держу. Так что скажете?

Сергей был ошеломлен. Два или даже три месяца он ломал голову над тем, как ему подступиться ко двору императрицы, как найти, так сказать, нужного человека и нужную дверь. А тут – сам Иван Христофорович Сумской, чьи немногочисленные, но добротные работы он не раз видел в Третьяковке… Это был поистине настоящий подарок судьбы. Это была улыбка Всевышнего.

– Я… я согласен, – пролепетал Шумилов. – Только вот… как вы справедливо заметили… Я ведь живу в меблированной комнате на Литейном и… должен уже за три месяца. У меня все деньги украли…

– Это не беда, – прогудел Сумской. – С долгом вашим мы рассчитаемся. А жить отныне, если не возражаете, станете у меня. В этом доме найдется достаточно места.

Сергей смотрел на императорского живописца, слушал его голос и не верил, еще до конца не верил, что все это происходит именно с ним.

«Велика ты, Русь, и на сюрпризы горазда», – подумал он.

Аукционный дом Sotheby’s, основанный в восемнадцатом веке Самуэлем Бейкером, по праву считается самым крупным в мире. Через его офисы в Нью-Йорке, Торонто, Женеве, Цюрихе, Амстердаме, Милане, Монако, Тель-Авиве, Париже, Гонконге, Кейптауне, Йоханнесбурге, Мельбурне, Сингапуре и Сиднее в течение года проходят тысячи самых различных предметов, начиная от рукописей и книг и кончая скульптурой и полотнами выдающихся мастеров прошлого и современности. При Sotheby’s даже существует Институт искусства, учебные программы которого рассчитаны на самый широкий круг слушателей.

Но, конечно, главный офис всемирно известного аукционного дома находится в Лондоне – городе, который справедливо считается средоточием культурной жизни всей планеты. Здесь, на Нью-Бонд-стрит, между Мэддокс и Кондуит-стрит, в красивом белом трехэтажном здании, принадлежавшем когда-то основателю аукциона, практически постоянно происходят торги.

…Они прилетели в Лондон двенадцатого мая, за день до предаукционной выставки. Это традиционное мероприятие всегда предваряет сам аукцион, тем более что картины, представленные на этот раз, прежде находились в частных коллекциях, и потенциальные покупатели никогда их не видели.

Пройдя регистрацию и получив специальный жетон, Алла Геннадьевна Раменская и ее брат Игорь отправились погулять по городу. Весенний Лондон очень напоминал Москву, только здесь не было тех сумасшедших скоростей, которыми славится столица России. Степенность англичан, как ни одно другое качество, пережила все века, оставаясь неизменной. В четких рядах деревьев, посаженных вдоль улиц, в мерном жужжании городского транспорта, в ленивом течении Темзы, в неторопливом движении людей, даже в собаках, которых водили на поводках, – присутствовала эта степенность.

Может быть, внутри этого города, в его недрах, существовала какая-то кипучая, бурная, неуравновешенная деятельность. Но снаружи Лондон был само воплощение спокойного величия. Это был огромный живой организм, прекрасно знающий себе цену.

До начала выставки было около полутора часов. В отель «Waldorf», где они остановились, возвращаться не было ни времени, ни смысла, и Алла Геннадьевна, бывавшая в Лондоне раньше, предложила брату просто хорошо пообедать, а не сбивать ноги накануне аукциона.

– После выставки у нас будет еще день-другой до самого аукциона, так что ты успеешь посмотреть город, – сказала она.

– Для того чтобы посмотреть город, нужно в нем жить, по крайней мере, полгода.

– Пожалуй, – согласилась Алла. – В Лондоне есть что посмотреть.

Тем не менее, они действительно пообедали в одном из ресторанов на Оксфорд-стрит и вернулись к аукционному дому. На втором этаже особняка Sotheby’s в нескольких залах были развешаны картины, выставленные на продажу с молотка. Это была живопись Англии восемнадцатого столетия, выбранная из частных коллекций.

Игорь хорошо знал русскую живопись той эпохи, неплохо разбирался и в зарубежной. Вот почему, проходя мимо пейзажей и портретов, предложенных аукционным домом, он сразу обратил внимание сестры на малоизвестную работу Томаса Гейнсборо под названием «Мальчик с виолой».

– Знаешь, – сказал он сестре, – я читал, что Гейнсборо кроме живописи очень увлекался игрой на виоле, и даже достиг в этом, по словам современников, некоего совершенства. Посмотри, с какой любовью он выписал этот сюжет. Как лоснится от света корпус инструмента, каким огнем горят глаза юноши. В этой работе заключена душа самого художника.

– Ты советуешь ее купить? – спросила Алла.

– Я бы купил.

– Тогда запиши номер лота и его эстимейт.

Игорь достал из кармана блокнот и сделал необходимую запись.

– Кстати, дорогая сестричка, – сказал он, – ты мне не говорила, на какую сумму собираешься здесь развернуться. Посмотри, предварительная стоимость этого полотна четыреста двадцать тысяч долларов.

– Малыш, пусть это тебя не беспокоит, – невозмутимо ответила Алла Геннадьевна. – Я умею зарабатывать деньги, и я умею их красиво тратить.

– Я просто спросил, – сказал Игорь.

Они двинулись дальше. Алла Геннадьевна, не разбиравшаяся ни в стилях, ни в направлениях живописи, а полагавшаяся только на собственную интуицию и вкус, внимательно рассматривала развешанные на стенах полотна. Здесь были несколько малозначительных портретов Томаса Лоуренса, работы Джорджа Ромни, акварельные пейзажи Томаса Роулендсона и даже несколько прекрасных гравюр Бьюика. Всякий раз, когда ей что-то нравилось, она поворачивала голову в сторону брата и по его мимике определяла отношение самого Игоря к ее предполагаемому выбору. Громко разговаривать здесь было не принято – десятки людей, само собой разумеется, не бедных и значительных, так же, как и они сами, бродили по залам, высматривая и записывая понравившиеся лоты.

– А как тебе вот это? – вдруг спросил Игорь, указывая на портрет какой-то знатной дамы в голубом, сияющем платье, увешанном драгоценностями.

– А что это? – спросила Алла Геннадьевна, подходя ближе. – Гм, портрет герцогини Кингстон. Холст, масло. Работа неизвестного художника, предположительно, вторая половина восемнадцатого века, – прочитала она. – Ну, и что?

– Видишь ли, сестричка, – задумчиво сказал Игорь, – что-то есть в этой картине загадочное. Во-первых, нечетко установленное авторство. Англичане, как правило, относились к этому вопросу весьма скрупулезно. Во-вторых, необычно положение самой героини – она стоит в полный рост, намеренно приподнимая почти до колена длинное платье, чтобы показать браслет на ноге. Англичанки, как известно, в восемнадцатом веке таких браслетов не носили, если носили вообще когда-нибудь. И, в-третьих, манера письма скорее напоминает русскую, чем английскую.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Алла.

– Я просто обратил твое внимание, – ответил Игорь. – Портрет действительно необычен, к тому же его цена не столь высока, как у признанных мастеров – того же Ромни или Бенджамина Уэста.

– Хорошо, запиши номер лота, – сказала Алла Геннадьевна. – Честно говоря, мне эта женщина тоже нравится. Посмотри, как она хороша собой – просто супермодель!

– Эту фразу должен был сказать я, – улыбнулся Игорь.

– Ты и так сказал вполне достаточно, – ответила Алла. Потом добавила, обведя глазами публику, заполнившую выставочные залы: – Не думаю, что у нас будет серьезная конкуренция на этом лоте.

– Поживем – увидим, – сказал Игорь.

Через три дня в аэропорте «Хитроу» они садились на рейс до Москвы. В багажное отделение «Боинга», приняв должные меры предосторожности, был погружен специальный деревянный ящик с металлической окантовкой. В нем, обернутые в несколько слоев фланели, находились две картины – «Мальчик с виолой» Томаса Гейнсборо и «Портрет герцогини Кингстон», автор которого так и остался неизвестен.

– Сударь, – скрипнул треснувшим голосом герцог Кингстон, – скажите, как я могу отблагодарить вас, и это немедленно исполнится.

– Ваша светлость, мне ничего не нужно, – ответил Эндрю. – То, что я сделал, мог бы сделать любой мужчина.