Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал - Надежда Чернецкая

— Благодарю вас, миссис Коннор, — ответил я, — я с удовольствием приму приглашение.

Ее маленькие глазки радостно заблестели — должно быть, предвкушение сплетен доставило ей большое удовольствие. Впрочем, согласившись выпить с ней чаю, я, в сущности, собирался заняться тем же.

Коттедж миссис Коннор был маленьким и аккуратным. Его окружали подстриженные кусты и ухоженные клумбы. Гостиная, в которой нам подали чай, была подстать всему этому: небольшая и старомодная с множеством салфеток, ваз и статуэток.

— Я думаю, вы и сами хорошо понимаете, мистер Холмс, что смерть сэра Чарльза касается всех нас, живущих здесь, — сказала миссис Коннор, когда горничная удалилась, — поэтому вас не должна удивлять моя заинтересованность в этом деле.

Я вежливо кивнул в ответ.

— Мы очень любили сэра Чарльза, — продолжала она, — он занимался благотворительностью и всегда проявлял такое участие в наших делах… Просто не верится, что его больше нет!.. Все здесь надеются, что эта трагедия скоро разрешится, тем более теперь — с вашей помощью!

— Но я веду независимое и неофициальное расследование, хотя и помогаю полиции. Меня пригласила мисс Лайджест, и поэтому я отстаиваю прежде всего ее интересы.

— Да-да, я понимаю.

— Почему вы сказали о предстоящем разрешении трагедии? Скотланд-Ярд считает, что все уже разрешено. Вы не верите, что сэра Чарльза убила мисс Лайджест?

— Я, право, не знаю, — смутилась миссис Коннор и тут же взялась за вышивание.

— Она так яростно отстаивала свою невиновность… Но с другой стороны, есть неопровержимые факты, да и вообще, мисс Лайджест странная особа, за которую я не могла бы поручиться.

— Выходит, вы ее не знаете?

— Никто не знает ее, мистер Холмс.

— Что вы хотите сказать?

Миссис Коннор многозначительно подняла брови, не отрываясь от шитья:

— Мисс Лайджест темная лошадка. Она из тех, кто любит жить по собственным правилам и составлять свои законы порядочности и добродетели!

— Вы знаете какие-то поступки, которые бы порочили ее?

— Ах, мистер Холмс! Вы всегда так прямолинейны?.. Нет, по правде говоря, я не могу рассказать о чем-либо таком. Однако мисс Лайджест иногда ведет себя очень странно, и часто эти ее странности нельзя объяснить иначе, как особенностями ее морали.

— Что ж, тогда расскажите о том, что вам кажется странным, миссис Коннор. Видите ли, меня в связи с расследованием интересуют все участники трагедии и мисс Лайджест в особенности. Так что любые ваши сведения могут оказаться полезными.

Преисполнившись сознанием собственной важности, миссис Коннор отложила работу и подлила мне чаю.

— Вы знаете, мистер Холмс, что сэр Гриффит Флой, сын покойного сэра Чарльза, вот уже несколько лет просит руки мисс Лайджест? Нет? В самом деле? Так вот она отказывала ему всякий раз, причем в довольно грубой форме. Что это, по-вашему?

— Ну, я полагаю, она его не любит.

— А грубости?

— Наверное, его настойчивость превзошла ее терпение.

— Выходит, она, вообще, не способна любить. Сэр Гриффит очень привлекателен, богат и действительно заинтересован в ней. Любая другая женщина была бы счастлива стать его женой. А что нужно леди Элен? Очевидно, просто причислить мистера Флоя к списку своих поклонников, испытать его терпение. Я нахожу это неприличным.

Я невольно улыбнулся: насколько мне говорили мои глаза и уши, bon ton[1] был второй натурой мисс Лайджест и любое неприличие вызывало ее горячий протест.

— Или вот смерть отчима! — продолжала миссис Коннор вдохновенно. Многие имевшие с ним дело лишь пару раз не могли сдержать слез, а леди Элен вела себя так, словно это ее не касалось, словно не мистер Лайджест обеспечивал ее благосостояние многие годы!

Должно быть, жизнь мисс Лайджест была весьма животрепещущим предметом для разговоров — миссис Коннор принялась рассказывать одну историю за другой:

— Многие здесь имеют на нее обиды. Мисс Юллоу, например, так и не может выйти замуж с тех пор, как ее жених вдруг стал ухаживать за мисс Лайджест. Добропорядочная женщина должна была образумить мужчину, а не давать ему повода надеяться на взаимность. Мистер Эрни Холдер и его жена тоже, я уверена, не забыли, как леди Элен пожертвовала в возглавляемый ими фонд поддержки местных религиозных реликвий лишь триста фунтов, а в какой-то французский музей отдала при этом две с половиной тысячи. Кстати, супруги Холдеры и миссис Дуглас говорили мне, что три месяца назад…

Одним словом, список смертных грехов мисс Лайджест на этом не исчерпывался, и миссис Коннор могла бы продолжать его до позднего вечера.

— Знаете, мистер Холмс, иногда мне кажется, что мисс Лайджест намеренно делает некоторые вещи, только чтобы вызвать к себе интерес или даже позлить кого-то, — миссис Коннор посмотрела на меня поверх пенсне. Мое лицо выражало глубочайший интерес, и она с многозначительным видом продолжала.

— Взять хотя бы этот ее мужской костюм!..

— Мужской костюм? — удивился я.

— Да, иногда она появляется в нем. Ума не приложу, зачем такое может понадобиться женщине, у которой платьев не сосчитать!

Дальше миссис Коннор, разжигаемая моим любопытством и примерным вниманием, рассказала мне еще несколько историй о мисс Лайджест, среди которых были даже одна или две лестные для нее, но потом в комнату бесшумно вошла белокурая невзрачная девушка.

Миссис Коннор остановилась на полуслове и представила меня этой девушке, не кому иному, как своей дочери.

— Луиза, мистер Холмс говорил со мной об этом ужасном убийстве сэра Чарльза. Мне нужно к миссис Робертс, дорогая, а ты налей мистеру Холмсу еще чая. Вы ведь не откажетесь выпить еще чая и побеседовать с моей дочерью, мистер Холмс? Спросите ее о чем-нибудь, и она расскажет вам все, что знает.

Я подумал, что, раз уж так получилось, будет неплохо выслушать кого-то помоложе, и неожиданно для себя обнаружил в этой невзрачной тихой девушке страстную ненависть к мисс Лайджест. Она не говорила об этом прямо, но каждое ее высказывание о текущих событиях в жизни моей клиентки имело плохо скрываемый злорадный подтекст. Содержательного в нашем с мисс Коннор разговоре было мало, но я получил хорошее представление об общественном мнении относительно мисс Лайджест, во всяком случае, женской его части.

Не знавший леди Элен до разговора с мисс Коннор мог бы прийти в ужас от внезапного сознания того, сколько зла может умещаться в одном человеке. Но я при всем желании не мог вообразить остроумную и очаровательную мисс Лайджест в роли исчадия ада.

Покинув старомодный домик миссис Коннор, я испытал облегчение. На улице было тепло и тихо, и я с удовольствием дошел пешком до Грегори-Пейдж.

Поднимаясь по ступеням парадного входа, я испытал приятное чувство и понял, что оно связано с мисс Лайджест, с тем, что мне предстояло увидеть ее. За пару прошедших дней я успел почувствовать удивительную легкость ее общества.

Я взглянул на часы в холле и поспешил в столовую, хотя заведомо опоздал на обед.

Мисс Лайджест сидела в кресле возле накрытого стола и читала какое-то письмо, написанное на голубой почтовой бумаге. Увидев меня, она сложила письмо и убрала его в карман.

— Добрый вечер, мисс Лайджест.

— Добрый вечер, мистер Холмс. Я ждала вас.

— Прошу прощения, я опоздал немного, но доктора тоже нет.

— Он уехал куда-то. Кажется, пополняет свой медицинский опыт.

— Тогда вам не стоило ждать меня. Дело есть дело, и я мог вернуться довольно поздно.

— Я предпочла рискнуть, — улыбнулась она.

— Ужасно не хотелось есть в одиночестве.

Она позвонила в колокольчик, и через несколько секунд Келистон внес горячее блюдо. Его острый аромат напомнил мне, что я не ел с раннего утра.

Мисс Лайджест, видимо, тоже успела проголодаться, и поэтому теперь мы оба были заняты едой и на некоторое время забыли о разговорах.

Я смотрел на мисс Лайджест и понимал, что вызывало такую бурную ненависть к ней у мисс Коннор и, я был уверен, не только у нее: невзрачность мисс Коннор была настолько противоположна облику сидящей передо мной женщины, что ревность, зависть и злость действительно казались единственным средством преодоления этой очевидной для всех разницы. В мисс Лайджест было что-то помимо ее красоты, помимо правильных черт, изящных манер и взвешенных движений — из глубины ее глаз шел особый светящийся ум как свидетельство врожденных способностей и широкого жизненного опыта, и этот свет делал ее лицо потрясающе живым и выразительным, превращал обычную привлекательность красивой женщины в почти магическое очарование.

Мисс Лайджест подняла голову и поймала мой взгляд на себе.

— Как здоровье миссис Коннор? — спросила она как бы невзначай.

— Прекрасно, и мисс Коннор тоже, — ответил я, стараясь не выказать своего удивления.