Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София

Улыбка Глеи стала шире, когда она посмотрела на меня. Казалось, она поняла мои чувства, и смуглые щеки покрылись чуть заметным румянцем, когда она словно невзначай положила руку мне на плечо.

— Вот у Цилиолиса тебе лучше спросить об этом, Тревис. Он знает наверняка, — сказала она и упорхнула в дом, оставив нас у открытой двери кухни.

И я не сразу понял, что воин спрашивает меня об Унне.

— Она благородная? Та девушка со шрамом, которая ухаживает за нами.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — Мой голос звучал слишком резко, но кровь еще кипела, и с этим незнакомым доселе чувством справляться я еще не умел.

— Я хочу предложить ей свою помощь, — сказал он.

— Предлагай. — В нашем доме по кухне помогал я, но Унна упрямо отказывалась от моей помощи в своем, утверждая, что ей не тяжело. Если ему удастся уговорить ее, я вздохну с облегчением. — Она не благородная, но ты не оскорбишь ее, предложив помощь. Ей и в самом деле она нужна.

Он выглядел славным парнем и не был похож на прощелыг-солдат, ухлестывающих за девушками ради возможности лишний раз прихвастнуть в отряде. Да и Унна не была той девушкой, за которой можно был ухлестнуть ради хвастовства.

— Я буду приглядывать за тобой, Тревис, — сказал я, обернувшись уже у порога. Потом шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. — И за тобой тоже.

Глея обернулась от стола в ответ на мои слова и совсем по-девчоночьи хихикнула, когда увидела мое раздосадованное лицо.

— Ну что ты, Цили. За мной пригляд не нужен. Идем, нам пора скатывать повязки.

Я приблизился и посмотрел ей в глаза, и ее улыбка погасла, когда она поняла, что я хочу сделать.

Возможно, я не имел права быть с ней, ведь спустя всего лишь черьский круг, а может, и раньше, мне придется уйти из Асморанты с ребенком Инетис. Возможно, я не вернусь сюда никогда, а может, Глея погибнет в одном из многих сражений, которые Асморанте предстоит выдержать за следующие два Цветения.

А может, все это как раз и давало мне право оставаться с ней, пока у нас еще есть время?

— Идем, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Идем, если ты готова, Глея.

Она не колебалась ни мгновения.

Кажется, в доме фиура все спят, но когда я открываю перед Унной дверь, погашая факел, то замечаю полоску света под дверью, ведущей в сонную, которую занимаем я и Серпетис. Я позволяю Унне пройти вперед и захожу в сонную, и почти сразу же от полуобнаженного Серпетиса, стоящего у кровати, отскакивает темноволосая девушка в расстегнутом корсе. Грудь под рубушей ходит ходуном, глаза вспыхивают досадой, и маленькие руки сжимаются в кулаки, когда она понимает, что я не собираюсь попросить прощения и уйти.

— Нуталея, — говорит Серпетис, — твое время вышло. Тебе пора.

Я отступаю в сторону от открытой двери. Эта девушка мне незнакома, но Серпетис, похоже, знает ее, и очень хорошо. Он говорит с ней так покровительственно, так властно, словно она ему принадлежит. Словно он делил с ней постель, и не раз.

Что ж, наследник вовсе не промах в том, что касается женщин.

Девушка замечает мой оценивающий взгляд и зажимает ворот корса рукой, закрывая грудь. Ее глаза наполняются ледяным безразличием, когда она смотрит на меня в упор, заставляя отвести взгляд. Она вихрем проносится мимо и останавливается, чтобы посмотреть на Серпетиса с улыбкой, которая даже меня обдает жаром. Но ему, похоже, все равно.

— Я останусь здесь, — говорит она. — До встречи, Серпетис.

Дверь за девушкой закрывается бесшумно. Пламя в очаге пылает, отбрасывая блики на наши лица, и я отодвигаю от стены узкую деревянную кровать, которую перенесли сюда из сонной работников, и раскатываю по ней тонкий набитый соломой тюфяк. В тазу есть чистая вода. Я умываюсь перед сном и раздеваюсь, подставляя бока теплу, идущему из очага.

Серпетис укладывается на свою кровать, заложив руки за голову. Я следую его примеру и забираюсь под одеяло, слушая, как потрескивает в очаге пламя.

— Что решил фиур? — спрашиваю я, имея в виду Инетис.

— Асклакин не может не подчиниться правителю, но Шинирос надеется на правительницу, — отвечает он фразой, которая не говорит ни о чем.

— И что это значит? — спрашиваю я, когда он не продолжает.

— Инетис сегодня сотворила щит из солнечного света и превратила в нерушимую стену каменное кольцо вокруг города. — Я слышу, как Серпетис ворочается на постели. — Асклакин просит у моего отца милости. Магия правительницы может помочь нам остановить побережников здесь, в Шииниросе. Иначе через черьский круг они уже будут пировать в сердце Цветущей долины, а сама она превратится в болото, полное шмису.

— Но вы же надеетесь не только на ее магию, — говорю я. — Уж тебе ли не знать…

— Мы не надеемся только на ее магию, — отвечает он сквозь зубы. — Но помощь Инетис очень кстати, и Шинирос не намерен отказываться от нее. Как и Асморанта.

Серпетис поднимается с постели и подходит к очагу, чтобы пошевелить остатки орфусы. Ее осталось совсем немного, и скоро в сонной станет совсем темно. Я не вижу его лица, но слышу, как трещит пламя, доедая остатки орфусы. Сон уже ползет по груди, протягивая призрачные пальцы, чтобы закрыть мне веки, и я зеваю.

— Красивая девушка, — говорю я, не удержавшись. Серпетис злится, что я пришел не вовремя, это понятно. Но не мог же он не понимать, что я вот-вот должен вернуться, не надеялся же он, что я проведу в лекарском доме всю ночь.

— Да. Красивая. — Он возвращается в постель.

— Алманэфретки все кажутся необычными.

— Это в них и привлекает, — говорит он с полнейшим безразличием в голосе.

Утром я вижу вчерашнюю гостью Серпетиса в кухне. Нуталея приготовила нам еду и с улыбкой приветствует меня, когда я усаживаюсь за стол рядом с Унной — так, словно вчера не готова была пронзить меня взглядом насквозь. Мы встали рано, потому как в лекарне по горло дел, и горячий суп и птичья грудка, жаренная на открытом огне, пришлись как раз кстати. Начался снегопад, и снег валит так, что не видно ни зги. Нам придется идти к лекарским домам почти на ощупь. Хорошо, что мы уже успели запомнить дорогу.

— А где же Серпетис и правительница? — спрашивает меня Нуталея, когда я приступаю к еде. — Они не будут утренничать? Мне их не ждать?

— Наверное, нет, — отвечаю я. — Я не знаю об их планах. Спасибо за трапезу, Нуталея. Твоя еда намного лучше той, что готовит Барлис.

Она присаживается рядом с нами с плошкой и быстро ест, зачерпывая суп так торопливо, словно куда-то опаздывает. А потом извиняется и выходит прочь, сказав, что скоро вернется. Я почти знаю, куда она направилась, и мне даже интересно, как фиур относится к тому, что его дом превращается в дом свиданий.

— Странная девушка, — говорит Унна, отщипывая от грудки кусочек. — Откуда она взялась здесь?

— Видимо, работница, — пожимая плечами, говорю я. — Решила остаться здесь и помочь фиуру. От него же все сбежали.

Унна не видела ее вчера выходящей из сонной Серпетиса, и я говорю себе, что это к лучшему. С тех пор, как она и Серпетис встретились на поле боя у края вековечного леса, Унна тает как орфуса, брошенная в огонь. Глея сказала, что она проводила у его лежака в палатке лекарей каждую ночь и весь день, уходя только, чтобы поесть и поспать, когда валилась с ног. Он метался и выкрикивал свое имя, когда ее не было, и только рядом с ней успокаивался и позволял себя перевязать.

Здесь они почти не видятся — Унна работает в лекарском доме, Серпетис проводит все время на укреплениях. Он поблагодарил Инетис за спасение уже здесь, в Шине, но о том, что Унна не отходила от него и держала за руку, пока его мучил бред, он словно не знает.

А она не напомнит ему, даже если он спросит.

Мы заканчиваем трапезу вдвоем и выходим из кухни в коридор, завязывая на шее капюшоны. Ветер за стеной свистит, напоминая о том, что Холода еще не кончились — и в последние несколько дней это меня радует. Метель и холод означают, что у нас еще есть время, хоть его и становится все меньше с каждой ночной прогулкой Чеви по небу.