Невольница. Книга вторая - Сергей Е. ДИНОВ

Впечатлительного актера заинтриговала и стала забавлять та сложность игры, в которую он оказался искусно вовлечен благообразным стариком-фантазером с его, якобы, старинной рукописью, с его сумасшедшей правнучкой с игрушками, якобы, подтверждающими правдивость всего этого грандиозного, как ему показалось, вымысла, названным «Список Одисса» с претензией на глубокую историю города Одессы.

Веденяпин с грустью, легкомысленно усмехнулся этой мудреной мистификации, положил гребень обратно в коробку и достал пенальчик.

Девочка – карлица запыхтела от негодования, что выбрали самую важную для нее вещицу, но промолчала и даже злорадно оскалила редкие зубки, когда Веденяпин не смог открыть крышечку пенала, как ни переворачивал и ни крутил его во все стороны. В отличие от иного игрушечного хлама, пенальчик показался антикварной вещицей, изготовленной весьма и весьма искусно. Плотно пригнанная крышечка не поддавалась, как ни пытался актер подцепить ногтем. Изображения египетских божеств на боковинках, донце и самой крышечке выглядели изумительно, с тонкой проработкой мельчайших деталей, разукрашенные, вероятно, когда-то давным-давно яркими красками, но потускневшие от времени, потертые, поцарапанные, местами содранные. Веденяпин принялся близоруко, с интересом рассматривать миниатюрные изображения, подобные рисункам внутри тоннелей, ходов и саркофагов египетских пирамид.

– Пойдем, – потребовала девочка.– Пойдем же!

– Можно забрать? – спросил Веденяпин и покачал перед девочкой ладонью, на которой лежала, похоже, главная ценность картонной коробки – пенал в виде крохотного египетского саркофага.

Девочка вздохнула тяжко, встряхнула обувной коробкой, с сомнением осмотрела оставшееся богатство, забрала пенальчик, спрятала под крышкой коробки и категорично заявила:

– Потом.

– Продай, – по-взрослому уперся барыга Веденяпин, хотя перед ним стоял ребенок.

– Нет, – уперлась и девочка.

– Сто рублей…

Надо напомнить, сто рублей по тем временам были еще очень даже приличной суммой. Авиабилет до Одессы стоил втрое меньше.

– Потом, – вредничала девочка.

– Когда потом?! – разозлился Веденяпин.

Коварный уродец-ребенок, простоватый, глуповатый с виду, сообразил, что взрослый дядя заинтересовался пеналом. И, уже смелее, девочка первой протопала под арку дома. Выглянула из-за угла, показала в оскале свои щучьи зубки и поманила кривым пальчиком.

– Иди.

– Когда потом? Под пенсию с судном под кроватью? – пробурчал Веденяпин, поморщился всем этим нелепым ужимкам шестилетней старушки, но покорно поплелся следом. Антикварный пенальчик заинтриговал бывшего фарцовщика и спекулянта. На ощупь вещица вызывала странное чувство соприкосновения с чем-то заряженным, словно касаешься предмета и ожидаешь колкого разряда статического электричества, но разряда не происходит, а лишь чуть покалывает кончики пальцев. Это чувство осталось даже после того, как уникальную вещицу отобрали.

Девочка уходила между домами, вглубь тройной анфилады одесских дворов. За первым двором, последовал второй, затем в тупике находился еще и третий, мощеный бугристой брусчаткой, завешенный над головой гирляндами веревок, провисшими под тяжестью мокрого постельного белья, выцветших, линялых женских байковых халатов и совсем уж бесстыжих, голубоватых рейтуз самых невероятных размеров.

Веденяпин покорно брел следом за девочкой, озирался по сторонам, смущался странной роли чудака-провожатого страшноватой карлицы, которая перестала казаться ребенком и воспринималась, как взрослая женщина-лилипут, недалекая умственно, но со своими странностями, тайнами и загадками.

– Сюда, – позвала девочка и махнула ручонкой в сторону бокового подъезда последнего дома анфилады дворов.

Веденяпин некстати вспомнил про знаменитых одесских «гоп-стопников», грабителей, мысленно приготовился, что его сейчас стукнут по затылку в полутемном подъезде и оберут до нитки. Но сильнейшее желание еще раз взглянуть на таинственный пенал с египетскими фигурками, а, может, и завладеть раритетом, снова испытать необыкновенное чувство, будто кончики пальцев считывают некую энергетическую информацию со старинного предмета, повлекло Веденяпина дальше. От волнения ноги подкашивались. Сердце стучало в груди сильнее и сильнее, будто при утомительном беге. Он прошел за девочкой один поворот сумрачного подъезда, другой, сунулся под лестницу, где карлица присела на корточки и поковырялась в своей обувной коробке.

– На, – прошептала она и протянула на кукольной ладошке большой, ржавый ключ от амбарного замка. Затем, в терпеливом ожидании, обхватила руками свои кривенькие, сухонькие ножки вместе с подолом платьица, ткнулась подбородком в коленки. И без того неприятная с виду, маленького росточка, лобастая девочка-уродец, напоминала в сумраке детёныша вурдалака, который сейчас распустит красно-клетчатые перепончатые крылья, заверещит жутким клекотом, прежде чем впиться в горло очередной жертве.

Впечатлительный и эмоциональный актер настолько переволновался от своих диких фантазий, что долго не мог дрожащими руками открыть ключом ржавый амбарный замок, висящий на петлях подвальной двери. На удивление, с двойным сухим щелчком механизма дужка замка легко откинулась. Девочка забрала замок, отодвинула кованую щеколду.

Дверь из толстых досок сама со скрипом приоткрылась.

Пойдешь? – спросила девочка.

– Туда? – прошептал Веденяпин, кивнул на каменные, полустертые, выщербленные ступеньки, уходящие во мрак подземелья.

Девочка утвердительно мотнула головкой. Выцветшие, алые, капроновые ленточки, распустившегося банта, свесились ей на оттопыренное, в синих прожилках и венках, коричневое старческое ушко.

– Там… – она ткнула пальчиком в черноту подвала. – Там Агнешка была. Увидишь. Иди, – прошептала она, приглашая взрослого дядю поиграть с ней в страшные истории.

Актеру вспомнились детские страшилки про «черную – пречерную руку», про «черную старуху на кладбище». Он и сам в детстве пугал девчонок подобными россказнями или в дачный сезон под вечер на пикниках уже в нынешнее время стращал назойливых детишек своих друзей, которые упорно отказывались ложиться спать и дать возможность взрослым людям поразвлечься в свое удовольствие.

Вся нелепость ситуации заключалась еще в том, что Веденяпин словно бы пребывал под гипнозом. Во – первых, от некой таинственной энергии, казалось бы, передавшейся ему от желтого пенала. Во-вторых, от мутного, бессмысленного взгляда водянистых глаз своей престранной провожатой. Взрослый, неглупый человек, с высшим образованием, шутливо, придуряясь перед ребенком, будто черепашка, ногами вперед сполз на три ступеньки подвала вниз.

И… дверь за ним закрылась. Щелкнула запираемая щеколда. Грохнул в кованых петлях навешиваемый замок. Дважды хрустнул в скважине замка ключ.

– Тааак, – прошептал пораженный детским коварством Веденяпин. – Тут тебе, братец, и полный… сюр-приз.

Он сидел на прохладных каменных ступеньках, обессиленный от нервного расстройства, сквозь звон в ушах услышал удаляющийся топот жестких подошв детских сандалет по выщербленной брусчатке старого двора. Ужас обуял впечатлительного актера. В прохладном сумраке подвала его трясло будто в лихорадке. Как последнего лоха, взрослого человека провела маленькая, сумасшедшая девочка – уродец.

Веденяпину показалось, что из глубокой, ватной, тухлой темноты подземелья поползут, полезут сейчас на него толпы маленьких, уродливых карликов, синюшных вурдалаков, упырей с обвислыми животами, на кривых ножках, с безобразными харями и свинячьими рылами. У всех будут на жиденьких волосиках болтаться распущенные ленточки бантиков. И вся эта жуткая свора нечисти растерзает и раздерет его на кусочки.

Преображение

Несчастный лох8 Роман Веденяпин просидел на холодных каменных ступенях, привалившись спиной к деревянной дверце подвала с полчаса, а то и больше, будто в полудреме. Очнулся от эха громкой капели, что раздавалось внизу, во мраке влажного, затхлого подземелья. Со стороны подъезда не доносилось ни звука. Как ни прислушивался он через плотно прикрытую толстенную деревянную дверь, не услышал ни шагов жильцов дома, ни единого голоса, ни скрипа ступеней или дверей. Глупым показалось «москалю», взрослому актеру кричать, звать на помощь. Наверняка, дебильная девочка – уродец могла притаиться где-то рядом в подъезде, тихо радуясь, что так замечательно повеселилась и провела глупого дядю. Веденяпин, не задумываясь, что можно заблудиться и не выбраться из этой западни, поднялся, опираясь о шершавую известняковую стену подвала начал спускаться вниз по щербатым ступенькам.