Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

неторопливо заправил шланг, достал из кармана чистый, но довольно-таки обширный платочек, протер поверхность присоски, закрыл лючок, протер и его, а потом – вдруг прикурил от спички и швырнул ее, непогашенную, на землю. Майкл отшатнулся, а то, что осталось от двух гигантских глыб студенистой плоти, вдруг пыхнуло быстрым, бездымным, почти не дающим жара пламенем и сгорело без следа. Англичанин вытер пот, неизвестно когда успевший выступить у него на лбу.

– Нельзя полностью исключить, что вы скотовод, – сказал он с тяжело давшейся флегматичностью, – но что вы дурак, – совершенно бесспорно. Что за страсть к дешевым эффектам?

– О! Еще какая. Меня может извинить только то, что – не только к дешевым… Ну что, – уперев руки в боки, он повернулся к Майклу всем телом, – полетите вместе со мной?

– Если меня хорошенько свяжут.

– И вы всерьез считаете свое поведение логичным? Специально приехать с другого конца света, чтобы побольше тут увидеть, а когда предлагают самый короткий и эффективный способ к этому, – колеблемся, подаем задом и начинаем пятиться. Остается только повернуть восвояси и тогда уже больше не оборачиваться.

– О, мой бог… – англичанин устало поморщился, как будто у него вдруг нудно заболела голова, – нужно обладать совершенно особым везением, чтобы, попав в Россию, сразу же напороться на психа. Какие бы цели я ни преследовал, в мои намерения вовсе не входит ради их достижения – лететь неизвестно куда, имея в качестве пилота неуравновешенного, совершенно мне непонятного, смутного типа, обожающего дешевые розыгрыши. Видите ли, скотовод, – после сорок пятого года у нас в Германии значительно поубавилось фанатиков. Очень значительно. Можно сказать, что их и вовсе нет.

– И все живут только для того, чтобы, чуть что, пасовать, отступать и поворачивать назад? Да еще считают это жизнью? Однако дела у вас даже еще хуже, чем я думал… В таком случае не смею настаивать.

Помолчав, чтобы в какой-то мере переварить сказанное, Островитянин осторожно осведомился:

– И подобное внимание оказывается всем э-э-э… туристам?

– Разумеется – нет. Только тем, кто обладает таким исключительным знанием русского языка. Понимаете ли, сюда ведь, как правило, наезжают из-за железного занавеса вовсе не Джеймсы Бонды. Вы просто не представляете себе, насколько – не Джеймсы Бонды. Основную массу составляют представители всяких мелких и средних фирмочек, желающих по-легкому сделать хорошие деньги… Впрочем, – мне пора. Очень рад знакомству, было крайне интересно.

Уже делая движение, чтобы отвернуться, Михаил сунул ему руку, сложенную лодочкой.

– Это следует понимать так, – говоря это Островитянин чувствовал, что делает страшнейшую, самую большую глупость в своей жизни, но его уже понесло, так, что поздно было – останавливаться и напрасно – уповать, – что приглашение отменяется?

– С какой стати? – Скотовод неподдельно удивился. – Я подразумевал именно то, что сказал: не смею настаивать, мне пора, приятно было познакомиться.

– И вам есть где разместить пассажира?

– Иначе не приглашал бы. Прошу…

Облачаясь под пристальным наблюдением тезки, Островитянин не забывал истинной цели своего визита.

– Вы производите впечатление злого… как это? Шута. Как у Эдгара По. Я все время жду, что эта конструкция развалится под весом моего зада, вы – сделаете кувырок вперед и начнете с хныканьем тереть резиновую шишку, набитую прямо на шлеме… А потом много-много лет с неизменным успехом будете рассказывать байки про идиота, поверившего, что на этом – можно летать…

– Ларингофон поправьте… Знаете, герр Кляйнмихель, это самое последнее, о чем я беспокоился бы на вашем месте. Вы даже не спросили, куда мы летим…

– Полагаю, – к вашим стадам, требующим неотложного хозяйского догляда. Это что-то меняет?

– Хорошо сказано, – Михаил одобрительно кивнул, – может быть, – как-нибудь позже. А сейчас нам дальше. Зна-ачительно дальше…

Часть пульта перед лицом пилота, с виду больше всего напоминавшая очень плотную и пропитанную бесцветным лаком ткань-клеенку, вдруг вспыхнула множеством мельчайших цветных искр, захватив часть "фонаря" и оказавшись многоцветным дисплеем, с самого начала, исходно разбитым на множество рабочих полей. Ожили стрелки на немногочисленных приборах, очевидно, – самых важных, выполняющих функцию дублирования. А потом раздался спокойный, отрешенный звон, ровный басовитый свист и этакое солидное, сдержанное погромыхивание, отдаленная гроза, как это бывает только у очень качественных и очень солидных турбин, так что Майкл как будто бы впервые почувствовал, что игра может выйти вовсе нешуточная: в хрупком с виду корпусе бесновалась силища страшная, в пору чему-нибудь куда более солидному. Тонкие крылья стали еще более плоскими, встали под прямым углом к фюзеляжу и как-то расправились, так что этот двигатель оторвал машину от земли, как пушинку, после чисто символического разбега длиной не более ста – ста пятидесяти футов, а потом – погнал ее вверх плавно, но неудержимо, как возносит ту же самую пушинку в заоблачные выси тропический ураган.

– И каждый скотовод может позволить себе такую машинку?

– Уважаемый герр Кляйнмихель! Мне кажется, что у вас сохраняется некоторое недоверие к роду моих занятий. Уверяю вас, – вы не верите мне совершенно напрасно. Если бы у вас в Германии был обладатель стада примерно в сто двадцать тысяч голов крупного рогатого скота вкупе с бойнями, молокозаводами, сыроварнями, кожевенными предприятиями и всей прочей промышленностью соответствующего назначения и размера, он тоже мог бы позволить себе, к примеру "Гольфстрим", а этот самолет – гораздо, гораздо его дешевле. В силу исключительной технологичности. Вот вы скажите, – почему мне никто никогда не верит? Я говорю неправду, – ей-богу! – не чаще других и реже большинства, – но мне не верят. Что за проклятие, право слово? Вы себе не представляете, как здорово это кое-когда мешает…

– Очевидно, – глубокомысленно проговорил англичанин, – вы говорите вовсе не то, во что вашему собеседнику хотелось бы верить. Люди, знаете ли, – такие эмоциональные существа… Послушайте, – это крейсерский сверхзвук?

– Совершенно верно. Видите ли, нам зачастую бывает настолько некогда, что сами по себе масштабы страны прямо-таки вынуждают нас идти на внедрение сверхзвукового транспорта. И, разумеется, соответствующих высот. В нашем случае это восемнадцать километров. Лучше, конечно, гиперзвуковые трансатмосферные средства, но это все-таки перспектива. Кроме того, – это неизбежно будут весьма крупные машины. По крайней мере на первых порах…