Лодка в протоке - Галина Васильевна Черноголовина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, тётя Капа, не надо, она тогда на тебя в сельсовет жаловаться пойдёт! Она уж на Стрижко-вых жаловалась за то, что их петух к ней в огород перелетел и грядку с луком разгрёб.
— Ну вот видишь, какая она, а сама из-за неё плачешь. Разве она может понять, как я тебя люблю!
Надейка уснула почти сразу, а к Капитолине Ивановне сон не шёл. У неё разболелась голова, и она решила выйти на воздух. Звёзд сияло множество, сопки чёрными зубцами врезались в небо. Напротив, у Шурыгиных, окна ещё светились, и молодые листья берёзы, отражая этот свет, блестели как лакированные.
С реки тянуло влажной прохладой, доносились музыка, песни, смех. Каждый раз, когда приходил катер, команда устраивала танцы на берегу.
Несколько девочек-десятиклассниц, принарядившиеся, в белых туфельках, тоже спешили к реке. Поравнявшись с директором у калитки, смутились, поздоровались.
— Спать пора, девочки,— сказала Капитолина Ивановна.— Утром раньше вставать, к экзаменам готовиться.
— Мы только на полчасика, Капитолина Ивановна! Честное слово!
— Ладно уж, только недолго, смотрите.
Девочки быстро пошли, потом побежали.
«Давно ли, кажется, в первый класс записывала,— думала Капитолина Ивановна, глядя им вслед.— Так и Надейка — не увидишь, как вырастет».
Через несколько дней третьеклассников принимали в пионеры. Это было девятнадцатого мая, в день рождения пионерской организации.
В десять часов утра над Кедровом прозвучал сигнал пионерского горна. Он отдался в сопках, и люди, где бы они ни были — в лесу, на реке, на огородах,— услышав этот сигнал, распрямились, взглянули на ближние сопки, на которых заросли цветущего багульника казались огромными розоватыми кострами. Взглянули на почки, распускающиеся на деревьях, па синее небо, на реку — она горела ослепительным блеском,— и на зелёные луга за рекой.
Люди, работавшие на стройке школы, вдохнули смолистый запах кедровых досок, и ещё быстрей заходили их рубанки и молотки.
Тётя Капа ушла раньше, проверив, всё ли у Бадейки готово: галстук, белая блузка, чёрная плиссированная юбка.
Сразу же после её ухода в дом ворвалась растрёпанная Нюся.
— Ой, Надейка!—хныкала она.— Я заплетаю, а они расплетаются!
— Ну давай скорей!
Надейка посадила Нюсю и стала заплетать ей косы. Нюся вертелась и охала:
— А вдруг я приду и мне скажут: ступай домой. У меня же в первой четверти двойки были.
— Не скажут,— успокаивала Надейка.— Да не вертись ты!
Выскочив на улицу, девочки увидели впереди Ваню, Женю и Ромку и бросились их догонять.
Ромка похвастался компасом, который подарил ему сегодня отец. Компас был не простой: он прошёл с Николаем Васильевичем всю войну и вывел его прямо на Берлин.
Третий класс построился на стадионе, где обычно проходили сельские митинги.
Произнесли торжественное обещание, повязали галстуки. А потом старшая вожатая сказала:
— Слово предоставляется секретарю партийной организации промхоза Николаю Васильевичу Шурыгину!
Все ребята захлопали и оглянулись на Ромку. Он улыбнулся, немного покраснел, но тут же сжал губы и стал смотреть на Николая Васильевича, будто он был ему совсем посторонний человек.
А Ромкин папа вдруг махнул рукой и сказал:
— Идите за мной!
— Что он делает? — ужаснулась вожатая.— Капитолина Ивановна, он пам программу портит! Сейчас должны выступить комсомольцы, потом пионеры с ответным словом, потом октябрята. И ещё из детсада... Верните их, пожалуйста!
Капитолина Ивановна рассмеялась и велела вожатой догнать ребят, которые вслед за Николаем Васильевичем направлялись к Лысой сопке.
На сопке ребята окружили Николая Васильевича, и каждый старался быть около него, чтобы лучше услышать, что он скажет.
Ване Трактору удалось протиснуться ближе всех, он прямо в рот заглядывал Николаю Васильевичу.
Шурыгин постоял немного молча, глядя на открывавшуюся с высоты панораму.
Ребята невольно проследили за его взглядом. То, что они увидели, было им хорошо знакомо: сопки, сопки, сопки.
Вблизи они были весёлые, светлые, в цвету багульника, потом начинались строгие, тёмно-зелёные, там рос кедр, а ещё дальше становились синими — и так до самого горизонта.
Между сопками извивался сверкающий Тур; от
него, как щупальца, отходили протоки, там и сям были разбросаны озёра.
Отчётливо, ясно было видно всё даже вдали: вот гряда сопок километров за восемьдесят; над ней года три назад пронёсся чудовищный тайфун. Эти сопки и сейчас, весной, не зелёные, не синие, а серые: там вздымает сучья к небу сухой лес, валяются, как спички, огромные деревья, и, говорят, ни один охот-пик не рискует заходить в бурелом, что царит там.
Вот на эти-то сопки и смотрел сейчас отец Ромки.
— Видите? — сказал он наконец.
— А чего мы не видели? — отозвался Ваня Трактор.— Всё видели.
Ромкин отец укоризненно покачал головой.
— Это ведь твоя работа.
— Моя? — Ваня растерялся, а ребята засмеялись.
— Ой, не могу!—взвизгнула Аллочка, прикрывая рот ладошкой.— Ваня Трактор все деревья повалил!
— Я, конечно, не в том смысле говорю, что он это сделал, хотя он и силач, захочет — не хуже тайфуна любое дерево повалит.
Ваня гордо усмехнулся.
— Я говорю, расчищать тебе всё это придётся. Тебе и твоим друзьям, когда подрастёте. У нас пока до этого руки не доходят. А в хозяйстве порядок должен быть. Что улыбаетесь? Неладно сказал, что ли?
— Какое это хозяйство? — сказал Женька Смородин.— Хозяйство — это вот, например, у Мирош-пика. А здесь тайга.
Николай Васильевич нахмурился.
— Вот и плохо, что не только вы, а даже многие взрослые так рассуждают: чего там, тайга, всё само собою родится, само собою растёт. Любого зверя бей, птицу, лови рыбу какую хочешь и когда хочешь, ру-
Пи кедры, сдирай луб с бархатного дерева — всё снова появится. Только не так всё это просто. И здесь труд нужен, да ещё какой! Потому и организовали у нас промхоз. Мы только начинаем в нём хозяйничать, а вам, ребята, продолжать.
Надейка слушала Николая Васильевича, и живые картины, одна за другой, открывались её глазам. Вот она в белом халате — обязательно в белом халате, как у тёти Любы Шурыгиной,— идёт по высокому тёмному лесу. Птицы слетаются, кричат ей что-то весёлое, рыжая белка прыгает на плечо, у её ног водоворотом кружатся соболи, колонки, серебристо-чёрные лисы... Вышла из чащи красавица олениха-изюбр,
