Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин

Сразу видно, что тема непорочного совокупления и зачатия в высшей степени занимает Аретино. Он разворачивает ее на целых тридцать страниц с весьма, если угодно, реалистическими и презанятными подробностями. В отличие от нашего Пушкина, прошедшего выучку у Вольтера и Парни, Аретино не позволяет себе никакой игры и двусмысленностей, он вполне, в общем, благочестив и благочинен, но, будучи выдающимся знатоком означенной темы на уровне отнюдь не божественном, старается обосновать евангельскую версию всеми возможными психологическими и, так сказать, техническими или физиологическими пояснениями.

Взысканный Господом, Гавриил выслушивает из Божьих уст подробные предварительные наставления (istruzioni). В частности: «… Я научу тебя, что среди селений Финикии и близ Иордана, который вскоре послужит для краткого омовения моего сына, находится область Иудеи, которая, благодаря алтарям и жертвоприношениям, заслужила, чтобы именно здесь стало ведомо Его имя. И я расскажу тебе, в какой именно части этого царства проживает Дева, к которой ты обратишь свой привет и мое слово, божественность коего, смешавшись с первозданной человечностью, преобразится в Спасителя людей. Но, рассмотрев землю, ты и безо всяких иных наставлений сам увидишь, в каком месте она обитает по свечению над ее головой, на манер диадемы».

После сказанного Господом среди ангельского воинства в Раю начинается невероятное и шумное ликование. «Впрочем, среди части Ангелов могла бы зародиться зависть, так это вскоре и случилось», поскольку кое-кто хотел бы, чтобы почетная миссия Гавриила выпала на него. Выдумка вполне соответствует натуре Ариосто и превращает, как и другие его ходы, мир загадочно-сакрального в мир мирских интриг и мотивов. Завистливый «ропот» ангельского населения разгневал небеса, разразились неслыханные вспышки молний, раздался рокот громов. Аретино посвящает страницу описанию сего космического катаклизма, и божьему посланцу приходится при помощи группы серафимов пробиваться через открывшуюся, благодаря их стараниям, полосу чистого и голубого пространства, чтобы покинуть Рай и опуститься сперва на горе Синай, затем он перелетает к Назарету и, перемахнув его стены, оказывается перед домом Девы, светившимся на солнце «сверх меры» (с. 14–15). Гавриил складывает крылья, снимает с лика своего огненную завесу, чует уже нектарное благовоние «девичьего цвета» и вот, «желая взойти в святое жилище, он, не касаясь земли, в легком полете, как и надлежит ангелам», предстает перед Марией.

На описание этого перемещения Ариосто щедро отводит две страницы. Он никуда не торопится, тем более впредь, неизменно услаждаясь своим красноречием.

«При его прибытии, Дева прервала занятие, в которое была погружена, расшивая золотым шитьем по пурпуру одежды для священнослужителей, между тем как ум ее был поглощен тайными смыслами пророчеств, и она сияла своей чудесной красотой, удивительно божественной… Нужно думать, что, поскольку Бог сделал ее более выдающейся по добродетели, более достойной славы, более чистой в помышлениях, с более нежным сердцем и более телесно чистой, чем любая другая, то Он должен был придать также больше грациозности и легкости, чем любой персоне ее возраста. Полет Гавриила навел дуновение на косынку, покрывавшую ее волосы, которые совершенно безыскусно были уложены на голове». Ну, и так далее, Пьетро описывает ее открытый лоб, спокойствие и значительность взгляда из-под ресниц, скромные движения, щеки и пр. – не было никогда никого, кто посмотрел бы на нее «мужским взглядом» (с. 16).

И далее об ее девичьих добродетелях и благочестии, переводя все в, так сказать, простой бытовой план. Мария не ведала отдыха, «потому что никогда не теряла ни минуты зря, то она молилась, то хлопотала по Храму», то ходила за немощными. «Она любила молчать, и те немногие слова, которые она произносила, были столь сладостны, что доставляли блаженство другим». Аретино явно пытается при помощи подобной перечислительной и незатейливой риторики подготовить, а затем воспроизвести словесно схему бесчисленных ренессансных живописных «Благовещений».

Дева, смутясь и зардевшись, как изображают пастушку, собирающую цветы для венка, выслушивает обращение Ангела. «Будь благословенна, о звезда, спустившаяся на землю с небес. Господь нисходит, чтобы пребыть с тобой, и Он непосредственно оросит твое лоно всей своей благодатью… излив ее в чистую твою душу и чистое тело. Будь же благословенна и блаженна пуще всех благословенных и блаженных».

«И Она, услышав это великое приветствие, взволновалась, будучи девушкой простой, ведь случается так, что некто, оказывая честь, может притом сделать стыдное с ее честью; и думая о произнесенном слове, она зарделась, подобно лепесткам розы, раскрывающимся на рассвете при восходе солнца. А он, видя охватившее ее смятение, сказал:

„Успокойся, Дева, потому что Отец, который движет небеса, заслуженно послал меня к тебе из небесного дворца и велел мне сказать тебе, что ты родишь прибежище человечьих надежд и что перед твоими родами склонится огромный мир…“ На что она, услышав, испытывает сомнения относительно себя, не иначе, чем те, кто сомневается, слыша вещи новые и невозможные, и не дает веры заманчивым хвалам и великим надеждам. И потому она отвечает: „Как может это произойти, если я не познаю мужчину?“ А он ей: „Святой Дух войдет в тебя так, как солнечные лучи, от которых беременеет земной гумус, и добродетель его наполнит твое лоно. Так что тот, кого ты родишь, будет Богом богов и Святейшим среди святых“». Гавриил напоминает, как понесла некогда Елизавета, хотя и была уже бесплодной из-за преклонного возраста – «так желает тот, кто может свершить это». Мария в ответ воздевает взоры к золоченным крышам, складывает руки на груди и выражает благочестивую готовность повиноваться. Она дозволяет Гавриилу «по воле Всевышнего перенести эту волю в меня, и пусть не чрево и грудь, но сердце и душа готовы принять тебя; потому что, если солнце проходит сквозь стекло, не проходя через него, то я вполне могу поверить, что ты войдешь в меня и выйдешь, не запятнав моей девственности». «Она не сказала более ничего, и познала его, и преклонилась перед его одеянием, и сиянием, и оперением…», и дом озарился блеском бессмертного огня.

«Но чрево ее (удивительно это выговорить, но не удивительно поверить, потому что для того, кто может все, ничего не стоит сделать возможным невозможное) – чрево оказалось заполнено всем тем, что сверкало. Так что Святой Дух, соответствуя себе же, словно голубка в своем гнезде, воспринял все человеческое; и невидимое слово, оживленное небесной силой, и божественной благодатью, и бессмертной мощью, выросло в ней, не нарушив ее невинности никаким насилием, и изливаясь из себя по всем членам ее, потихоньку изведало их, коснулось легонько всех чувств, распространилось в костях и заполнило тайные пути, и поражалось