Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

И тут нам повезло. На одном из высоких совещаний Владимир Николаевич оказался рядом с Генеральным конструктором КБ-1 Александром Андреевичем Расплетиным. Они разговорились, и Челомей очаровал его перспективами выхода в космос, перед которыми меркли все мыслимые «земные» проекты. Расплетин пригласил Владимира Николаевича в КБ-1, где им фактически предстояло свершить обряд «сватовства».

Нужно сказать, что Расплетиным двигали не только природная любознательность и желание заняться еще не изведанной никем космической навигацией, но и чисто прагматические соображения.

Как я уже писал, КБ-1 создали под сына Берии, Серго. Он тогда закончил военную академию, в качестве диплома представил проект самонаводящейся противокорабельной ракеты, и теперь ему вместе с собранными со всего Союза лучшими специалистами, плюс немецкими инженерами, у которых он позаимствовал большинство технических решений, предстояло реализовать дипломную работу. Реализовали, естественно, не диплом младшего Берии, а его немецкий прототип на базе микояновского МИГ-15. Так начала рождаться уже упоминавшаяся мною «Комета». Но это так, к слову.

Когда коллектив КБ-1 окреп, его загрузили еще и противосамолетной тематикой, 25-й и 75-й системами, ими занялся сам Расплетин. После Берии он фактически возглавил организацию. Со временем от противосамолетчиков отпочковался Григорий Кисунько, предложивший схему перехвата боеголовки баллистической ракеты.

Так сформировалась базовая триада КБ-1. Будущее противосамолетных и противоракетных систем тревоги не вызывало, а вот «крылатая» тематика беспокоила Расплетина все больше. Разработчики отошли от решения чисто морских задач, сосредоточились на крылатых ракетах, подвешиваемых под стратегическими бомбардировщиками и предназначенных для поражения наземных целей, в первую очередь городов и промышленных объектов. Я уже писал, что военные отдавали предпочтение баллистическим ракетам, а крылатые считали анахронизмом. Вот Александр Андреевич и решил подстраховаться, поручить подразделениям, занятым «крылатой» тематикой, еще и космос.

Итак, мы прибыли в КБ-1. Мы — это сам Челомей и его свита, два заместителя: Семен Борисович Пузрин, занимавшийся перспективой, и Владимир Владимирович Сачков, наш начальник, ответственный за электрооборудование, системы управления, радио— и телеметрические приборы. Дальше следовали начальники рангом помельче: электрик Абдул Жамалетдинов, радист Сергей Новиков и мы, то есть я и Валерий Самойлов, управленцы. В КБ-1 наше первое впечатление: не огромные лабораторные и производственные корпуса, хотя тогда нам такое и не снилось, а охрана. В бюро пропусков сидели не бабушки, а молодые подтянутые парни в полной форме, с кагебешными голубыми фуражками на головах. Документы они проверяли строго, заметив малейшую ошибку или опечатку в пропуске, тут же отправляли назад на переоформление. С последним мы столкнулись позднее, генерального к генеральному пропустили без задержек и формальностей, у ворот нас встречал начальник охраны предприятия.

Общение в кабинете Расплетина длилось недолго, Владимир Николаевич представил своих, Александр Андреевич познакомил нас с будущими смежниками, начальником направления (оно называлось СКБ) Анатолием Ивановичем Савиным и его заместителями: Яковом Ивановичем Павловым, ему предстояло заняться истребителем спутников, Константином Михайловичем Власко-Власовым — будущим руководителем работ по радиолокационному спутнику-разведчику, и многими другими очень интересными людьми. Я их не перечисляю и не представляю, ибо интересны они не широкой публике, а профессионалам. Поговорив около часа и договорившись в общих чертах о сотрудничестве, Челомей откланялся, а Расплетин поручил Савину провести нас по лабораториям, показать производство, в общем, как говорится, представить товар лицом.

Анатолий Иванович произвел на меня приятное впечатление, скромный человек средних лет, немного подобострастный, в чем-то застенчивый. Ему только недавно исполнилось сорок, на фоне его и наших начальников еще молодой человек. На Сачкова с Пузриным он смотрел снизу вверх, как бы пытаясь угадать, что еще может заинтересовать «высоких гостей».

Лаборатории и производство нам понравились, хотя и не поразили, все как у других, только во много раз больше. Это «больше» и позволяло надеяться, что вместе с КБ-1 мы решим те задачи, которые взвалил на свои и наши плечи Челомей. Их грандиозности мы тогда еще не представляли, но ощущали, что предстоит нечто необычное.

Экскурсия по предприятию заняла несколько часов, все изрядно устали и от увиденного, и от бесконечных блужданий по коридорам и лестницам, переходов из корпуса в корпус. Что рассказывал Савин, сейчас я, конечно, не помню, кроме одного — он все время вспоминал, как, работая когда-то над автоматикой атомных зарядов в Средмаше, потерял секретную бумагу, боялся, что арестуют, но бог миловал, он остался на свободе, только из Средмаша его поперли и вот теперь он устроился в КБ-1. К тому времени Савин работал у Расплетина уже несколько лет, но старая история никак не желала испариться из его памяти.

Наш альянс с КБ-1 оказался плодотворным, люди там работали смышленые, грамотные и, главное, симпатичные. На первых порах, во время оформления контура системы (этот этап называется аванпроектом), тон задавали мы, идея наша, а знание, вернее незнание, у нас было на одном уровне. Задачки считали параллельно: мы на своих вычислительных машинах, они — на своих, благо обе организации имели самое совершенное оборудование. Затем делились результатами, обсуждали, спорили и снова считали.

Постепенно, примерно со второго года работы, центр тяжести все больше перемещался в КБ-1, мы со своим небольшим коллективом уже не могли держаться на равных, да и проблема переросла из задачи стабилизации и наведения спутника в создание распределенной глобальной системы, с радиополями, разбросанными по всей территории страны огромными антеннами слежения и наведения. На этом фоне спутники становились средством доставки, космическими таксистами, а куда и как лететь, определял пассажир — аппаратура КБ-1. Никого такое перераспределение акцентов не обижало, я повторюсь, работали мы с людьми симпатичными, с которыми за прошедшие годы по настоящему сдружились.

Но жизнь есть жизнь. После отставки отца Челомей на какое-то время впал в немилость, и Савин воспользовался моментом, переоформил головную роль с нашего ОКБ на себя. Теперь Челомей из заказчика и руководителя работ превращался в одного из соисполнителей. Владимира Николаевича такая метаморфоза обидела, но он сдержался, содружество двух организаций не нарушилось, работу довели до конца, до сдачи систем на вооружение.