Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ударили от души, – заметил он.
Мундир на нем тоже был в крови. На боку болталась пустая перевязь. Обернувшись, они увидели шпагу в руках у одного из похитителей, который стоял рядом, дожидаясь, когда они закончат пить. Это был не совсем негр, скорее мулат, приземистый и коренастый, в грязной белой рубахе, драных синих штанах и стоптанных башмаках с пряжками.
– Значит так, лорд.
Он говорил с карибским акцентом, растягивая гласные и проглатывая согласные.
– Чего тебе надо? – Хорнблауэр говорил самым суровым голосом, какой только мог изобразить.
– Напиши для нас письмо, – сказал мулат.
– Письмо? Кому?
– Губернатору.
– Пригласить его сюда, чтобы он вас повесил? – спросил Хорнблауэр.
Главарь мотнул головой:
– Нет. Мне нужна бумага. Бумага с печатью. Помилование. Для нас всех. С печатью.
– Кто ты такой?
– Нед Джонсон.
Имя ничего не сказало Хорнблауэру. Всеведущему Спендлаву, судя по выражению лица, тоже.
– Я был с Гаркнессом.
– А…
Вот это имя оба британских офицера знали. Гаркнесс был одним из последних мелких пиратов. Чуть больше недели назад «Клоринда» перекрыла его шлюпу выход в море у Саванны-ла-Мар и начала обстреливать его с дальнего расстояния. Под огнем фрегата команде оставалось только выбросить шлюп на мели в устье реки Свит и скрыться в мангровых зарослях на побережье. Капитана нашли на палубе, разорванного пополам ядром с «Клоринды». Значит, это команда шлюпа, оставшаяся без вожака, если, конечно, не считать вожаком Джонсона. Как только «Клоринда» вернулась в Кингстон с известиями, губернатор отрядил на поимку сбежавших пиратов два батальона. По совету Хорнблауэра он разместил солдат во всех прибрежных деревушках, чтобы пираты не повторили цикл, который, вероятно, прошли: кража рыбачьей лодки, захват суденышка побольше и так далее, пока они вновь не станут грозой торговцев.
– Пираты амнистии не подлежат, – сказал Хорнблауэр.
– Да, – ответил Джонсон. – Напиши письмо, и губернатор нас помилует.
Он поднял с камня у основания обрыва какой-то предмет – книгу в кожаном переплете. Это был второй том «Веверлея», как увидел Хорнблауэр, когда Джонсон вложил книгу ему в руки. Вместе с «Веверлеем» Джонсон вручил ему огрызок карандаша.
– Пиши губернатору, – сказал пират, раскрывая книгу в начале и указывая на форзац.
– И что я, по-твоему, должен написать?
– Пиши, чтобы нам дали помилование с печатью.
Очевидно, Джонсон когда-то слышал от друзей-пиратов о «помиловании, скрепленном большой печатью», и слова запали ему в память.
– Губернатор на это не пойдет.
– Тогда мы пошлем ему твои уши. Потом нос.
У Хорнблауэра упало сердце. Он глянул на Спендлава и увидел, как тот побледнел.
– Ты адмирал, – продолжал Джонсон. – Ты лорд. Губернатор нас простит.
– Сомневаюсь, – ответил Хорнблауэр.
Он вызвал в памяти образ брюзгливого старого генерала сэра Огастеса Хупера и попытался вообразить, как тот воспримет ультиматум Джонсона. От одной мысли о том, чтобы отпустить пиратов, губернатор придет в состояние, близкое к апоплексии. Британское правительство, узнав о происшествии, разозлится – в первую очередь на человека, который по глупости дал себя похитить и тем поставил всех в неловкое положение.
Из этих рассуждений естественно вытекал вопрос.
– Как вы оказались в саду? – спросил Хорнблауэр.
– Ждали, когда ты поедешь домой, но ты вышел раньше.
Если они планировали…
– Ни с места! – заорал Джонсон.
С неожиданным при своей комплекции проворством пират отскочил назад и принял стойку: колени полусогнуты, тело напряжено, шпага наготове. Хорнблауэр в изумлении обернулся и увидел, что Спендлав, изготовившийся для прыжка, бессильно уронил руки. Если бы он успел завладеть шпагой и приставить ее Джонсону к горлу, все бы переменилось. На крик прибежали другие пираты. У одного в руках было древко от пики, которым он изо всех сил ткнул Спендлава в лицо. Тот отшатнулся, и пират занес древко над его головой. Хорнблауэр бросился между ними.
– Нет! – закричал он.
Несколько мгновений все стояли, приходя в себя. Затем один из пиратов с мачете шагнул к Хорнблауэру.
– Отрезать ему ухо? – спросил он Джонсона через плечо.
– Нет. Пока нет. Сидеть, вы оба!
Хорнблауэр и Спендлав по-прежнему стояли, и голос Джонсона перешел в рев:
– Сидеть!
Под угрозой мачете им оставалось только подчиниться.
– Будешь писать? – спросил Джонсон.
– Минуточку, – устало проговорил Хорнблауэр. Он тянул время, словно ребенок, которого строгая нянька загоняет в постель.
– Давайте позавтракаем, – предложил Спендлав.
В дальнем конце обрыва