Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пиши, лорд, – потребовал Джонсон. Он приставил шпагу к груди Хорнблауэра. Острие прорвало тонкую манишку и кольнуло грудину.
– Чего ты хочешь? – спросил Хорнблауэр.
– Помилования. С печатью.
Хорнблауэр знал, что у пиратов в Карибском море дела плохи. Американские корабли на севере, французские в окрестностях Малых Антил, его собственная эскадра здесь, на Ямайке, сделали морской разбой одновременно невыгодным и опасным. А эта шайка и вовсе в отчаянном положении: она лишилась корабля и его, Хорнблауэра, усилиями отрезана от моря. Похитить адмирала, чтобы спасти свою шею, – дерзкий и остроумный план. Получается, что все придумал и осуществил этот туповатый с виду мулат. Внешность обманчива. Или просто в безвыходной ситуации даже неповоротливые мозги начинают ворочаться быстрее.
– Ты меня слышишь? – Джонсон вновь кольнул Хорнблауэра в грудь, прервав течение его мыслей.
– Скажите, что напишете, – шепнул Спендлав. – Выгадайте время.
Джонсон повернулся к молодому человеку и направил шпагу ему в лицо:
– Молчать! – Тут ему пришла в голову новая мысль, и он вновь глянул на Хорнблауэра. – Пиши, или я выколю ему глаз.
– Я напишу, – сказал Хорнблауэр.
Теперь он сидел с огрызком карандаша и томом «Веверлея», раскрытом на чистом форзаце. Джонсон отошел на несколько шагов – видимо, чтобы не спугнуть его вдохновения. Что писать? «Дорогой сэр Огастес»? «Ваше превосходительство»? Так будет лучше. «Меня и Спендлава держат в заложниках уцелевшие пираты из шайки Гаркнесса. Податель сего, вероятно, объяснит вам подробнее. Они требуют полной амнистии в обмен на…» Хорнблауэр задержал карандаш над бумагой, выбирая слово. «Нашу жизнь»? Он мотнул головой и написал: «…нашу свободу». Незачем разводить мелодраму. «Вашему превосходительству, безусловно, виднее, какие действия предпринять. Ваш покорный слуга…» Хорнблауэр еще мгновение помедлил и ограничился подписью.
– Вот, – сказал он, протягивая Джонсону книгу.
Тот некоторое время с любопытством изучал надпись, затем вернулся к полудюжине других пиратов, которые сидели на корточках, молча наблюдая за происходящим.
Они долго разглядывали форзац; остальные тоже подошли взглянуть. Началось бурное обсуждение.
– Никто из них не умеет читать, милорд, – заметил Спендлав.
– Похоже на то.
Пираты переводили взгляд с исписанного форзаца на пленников и обратно; спор становился все более жарким. Джонсон чего-то возмущенно требовал, те, к кому он обращался, мотали головой и пятились.
– Они решают, кому ехать в Кингстон, – сказал Хорнблауэр. – Никто не хочет рисковать.
– Никакой субординации, – добавил Спендлав. – Гаркнесс бы уже пристрелил одного-двоих.
Джонсон вернулся к ним и ткнул коротким пальцем в книгу:
– Что ты тут написал?
Хорнблауэр прочел вслух. Это ничего не изменило: никто из пиратов не мог проверить, то ли он читает, что написал. Джонсон изучал его лицо с туповато-растерянным выражением – еще более растерянным, чем прежде. Затевая похищение, он явно не продумал дальнейшие шаги. Ни один из членов шайки не хотел отправляться к властям с запиской неизвестного содержания, к тому же пираты не доверяли друг другу: что, если гонец, выбросив бесценное послание, попытается скрыться в одиночку? Эти жалкие недоумки загнали себя в западню, и не было решительного вожака, который бы четко сказал, что делать. Хорнблауэр готов был рассмеяться, но вовремя вспомнил, чтó эти люди, если их разозлить, могут сделать с пленниками.
– Как вы думаете, милорд, мы можем добраться до лестницы? – проговорил Спендлав и тут же ответил на собственный вопрос: – Нет, они заметят раньше, чем мы спустимся. Жаль.
– Мы будем иметь эту возможность в виду, – сказал Хорнблауэр.
Тут одна из женщин, готовивших еду, что-то пронзительно крикнула – видимо, позвала есть. Спор немедленно прекратился. Еду разлили в деревянные миски. Молодая мулатка, почти девочка, в обтрепанном платье, которое когда-то было роскошным, принесла им миску – одну на двоих, без ложек или вилок. Они переглянулись, не в силах сдержать улыбки. Потом Спендлав извлек из кармана складной нож, раскрыл и протянул старшему по званию.
– Может, сгодится вместо вилки, милорд, – виновато произнес он и, заглянув в миску, добавил: – Похуже обеда у Хафов, который мы пропустили, милорд.
В миске были вареные бататы (вероятно, украденные с невольничьего огорода на какой-нибудь плантации), чуть сдобренные вареной солониной из бочонка у стены. Хорнблауэр настоял, чтобы они ели поочередно, передавая друг другу нож. Поддевать ножом обжигающие бататы было неудобно, но у обоих пленников проснулся зверский аппетит. Пираты и женщины ели, сидя на корточках. Минуту-две спустя спор возобновился с прежним ожесточением.
Хорнблауэр вновь глянул через парапет на местность внизу:
– Должно быть, это Кокпит-кантри.
– Несомненно, милорд.
Так называлась независимая республика на северо-востоке Ямайки, земля, куда не ступала нога белого человека. Когда британцы полтора века назад отвоевали остров у испанцев, здесь уже были поселения беглых рабов и последних выживших индейцев. Все попытки установить в Кокпит-кантри британскую власть закончились сокрушительным провалом: жители сражались отчаянно, а их союзниками были непроходимые горы и желтая лихорадка. Наконец заключили мир. Британия признала независимость Кокпит-кантри с единственным условием: впредь тут не будут укрывать беглых рабов. Это положение сохранялось последние пятьдесят лет и, по всему, могло сохраниться
