Отражения - Виктория Яновна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем взгляд её упал на искорёженную огнём кисть правой руки.
– А как быть с этим? Вы думаете, она вот так раз, два и заиграет? Деточка, пропой-ка вот это, – и она сыграла простенькую мелодию на белом концертном рояле, стоявшем в её комнате.
Я завыла своим «фирменным» басом и пропела то, что требовали обстоятельства.
– Хм, слух есть. Ну что же, попробуем, – сказала учительница и положила в карман щедрое вознаграждение за несколько уроков наперёд.
Я ходила на эти подготовительные занятия скрепя сердце, отрывая своё драгоценное время от более важных дел. Нужно было выдержать конкурс (больше двадцати человек на место!) в местную музыкальную школу. Шансов с моими данными, скажу честно, не было никаких! Даже несмотря на старания мамы, пошившей к этому знаменательному дню бутылочного цвета бархатное платье с кружевным воротничком, призванное облагородить её «пацанку» Вику в глазах почтенной приёмной комиссии.
– Пропойте-ка нам вот это, – сказал пожилой директор школы, взял в руки скрипку и наиграл мелодию.
(По секрету скажу, что я буду бояться этого высокого седого представительного мужчину все семь лет обучения в этой чудесной школе.)
Откликнувшись на просьбу, я завыла своим выдающимся басом. Чтобы успокоить читателя, скажу, что со временем (годам эдак к шестнадцати) бас превратится в драматическое сопрано редчайшего тембра, которое будет встречено на ура в Камерном хоре московских студентов.
– А теперь простучите в ладошки вот этот ритм!
Я сносно выполнила задание, а потом вдруг ясно-ясно почувствовала, что вид моих физических несоответствий не вызывает у комиссии никакого оптимизма, и сейчас, скорее всего, меня проводят за двери и вежливо попрощаются, чтобы зачислить в ученики кого-то более подходящего. Какой-то хулиганской весёлой отвагой наполнилось моё несовершенное тело, и я отбила чечётку, которой так долго обучалась в пионерских лагерях! В голове крутились кадры из фильма «Повесть о настоящем человеке» по роману Бориса Полевого, в которой безногий лётчик отбивает чечётку перед глазами медицинской комиссии. Раскинув руки в конце, я громко выдохнула:
– Ха!
Члены комиссии громко хохотали до слёз! А я поклонилась своим будущим учителям и поковыляла к двери, всё ещё сопровождаемая смехом и выкриками:
– Браво! Молодец!
Через два дня на дверях школы, расположенной в одном из немногих оставшихся в круге помещичьих особнячков, вывесили списки двадцати принятых счастливчиков. Моя фамилия стояла в списке первой! Так я начинала свою жизнь в любимой музыкальной школе рука об руку с любимыми учителями и с музыкой, к которой чувствовала непреодолимую тягу длиною в жизнь.
Но учёба не единственное, что волновало меня в то время. С тех пор как в доме появилась Танька, невеста брата, жизнь круто изменилась! Она была доброй девчонкой, но очень безвольной и ведомой. У неё был низковатый IQ и имелась склонность к алкоголизму. Впрочем, пока готовилась «свадьба века», продавалась часть дома, заключались договора о помощи молодой семье между двумя благородными семействами, всех этих качеств видно не было.
Танька вваливалась к нам в дом подшофе вместе со своей мамашей, известной в городе скандальным поведением балериной и «светской львицей», забиралась на колени к папе Яну и, целуя его в блестящую лысину, ворковала:
– Папочка! Как же я хочу эту свадьбу поскорее! Мы с мамой влюблены в Валерку как кошки!
Ах, если бы мы тогда задумались хоть чуточку над всеми этими знаками судьбы! Семья ректора жила по своим, только им одним понятным законам. Постоянные разъезды героя войны по стране и за рубежом, бесконечные великосветские тусовки в их огромной по тогдашним меркам, богатой квартире (а проще говоря, пьянки), толпа молодых обожателей мамашки и пока ещё тайный алкоголизм дочери готовили моему любимому братишке западню.
– Мамочка, родная, спаси меня! – Валерка сидел на земле перед кирпичным домиком бабушки и колотился головой о двери.
Я его таким никогда не видела! Мой брат, спортсмен, скромняга и трудоголик, за всю свою жизнь не пробовавший алкоголя и не выкуривший ни одной сигареты, сидел на земле и рыдал, как истеричная девчонка! Сердце не выдерживало этой картины!
– Мама! Они с мамашей надумали делить меня по графику! Мать – нимфоманка, дочь – алкоголичка, обе не гнушаются наркотиками. Мама, куда я попал!
Прожил Валера в семье влиятельного тестя ровно десять месяцев, получил кафедру физвоспитания и защитил кандидатскую. Потом он вернулся домой и первое время даже слышать не хотел о родившейся от нерадивой супруги не совсем здоровой дочери.
Мама моя, добрейшей души человек, не могла отказать от дома спивающимся сватье и невестке. И часто, когда в доме было не много людей, впускала в одну из дальних комнат «наклюкавшихся до ручки» бывших родственниц, прикрывала их, давала отоспаться и отпаивала огуречными рассолами, пока папа не прекратил однажды это безобразие! И как вовремя! Вскоре мать нашли со свёрнутой шеей. Бывшая жена брата ненамного пережила родительницу. Окончательно спившись и потеряв человеческий облик, она тоже ушла из жизни.
А мой жизненный опыт обогатился знанием такого негатива, который лучше было не знать и не ведать! Когда они вваливались к нам искать приют у безотказной Машеньки, я брала ведро с водой, сыпала в него хлорку и ходила следом за пьянчужками, протирая всё, к чему они прикасались. Это была такая форма детского протеста. Ещё я демонстративно сжигала на костре в саду заграничные шмотки и обувь, которыми меня пытались купить эти две мерзавки.
– Гордая, да? – смеялась мне в лицо старшая, Елена. – Ничего, посмотрим, что ты запоёшь, когда вырастешь и придёт пора поступать в институт… На коленях приползёшь!
И я для себя окончательно и бесповоротно решила никогда в жизни не оставаться в городе после окончания школы! Я должна отныне учиться так, чтобы уехать в Москву и поступить там в самый сильный вуз страны! Впоследствии я своё обещание выполнила.
Брат выплачивал алименты на дочку, почти не навещая её. Их встречам воспрепятствовал тесть, взявший на себя её воспитание и образование. Он почему-то считал Валерку виновным в смерти своих любимых жены и дочери. Какое-то время брата даже вызывали к следователю, но очень быстро сомнения в его виновности отпали: было доказано, что мамашу убили таксисты на междугородней трассе, а дочка добила себя сама алкоголем.
У моего замечательного братишки выработался стойкий иммунитет к институту семьи, а у меня – к женскому беспутству. Валерку удастся женить ещё раз только через двенадцать лет, и то лишь после того, как папа крепко стукнет по столу и решит вопрос в приказном
