Правила боя. Исток - Анна Московкина

Колдун повернул голову, из-под капюшона на меня смотрели холодные прозрачные глаза. Почти такие же белые как снег вокруг.

– Не знаю, – наконец, сказал он. И впервые за полгода я увидела в этих глазах страх.

Еще через седмицу монашки начали выздоравливать, будто успокоенная их хорошим самочувствием, заболела я. Майорин беспокойно прислушивался к сухому кашлю, рвавшему мне горло, но признал его не тифом, а обычной простудой, наказав пить молоко с медом и хвощом.

Когда вскрылись реки, мы начали готовиться к отъезду. Колдун купил себе лошадь, странно похожую на проданную в Грионе, назвал ее ради разнообразия Потехой. Мы подновили одежду, подсчитали деньги, заготовили травы и снадобья и выехали по еще не сошедшему до конца снегу, чтобы вернуться лишь через полгода. И я с тоской глядела на дом колдуна на окраине Вирицы, поймав себя на мысли, что опять прощаюсь с домом. В этот раз совсем с другим.

Монашки обнимали меня на прощанье, надавали подарков в дорогу, просили возвращаться. Корчмарь обещал хранить старенькую лютню, а в последний вечер в корчме народ накидал полную шапку мелкой монетой. Ее почти хватило на новую куртку. А я задумалась, как часто мне приходится расставаться с полюбившимися людьми в последнее время. Но каким бы горьким ни казалось прощание, неведомая сила звала дальше, подманивая дорогой и неизвестностью.

– И куда мы?

Колдун придержал кобылу, оглянулся:

– А куда ты хочешь?

– Не знаю… Мне все равно.

– Мы едем в Кордер. Красивый город. Орник как раз просил передать весточку тамошнему архимагу, – ответил колдун и направил Потеху к восточным воротам.

В воздухе пахло весной, на деревьях набухали почки, которые скоро прорежут первые зеленые лезвия. Перелетные птицы, коротавшие зиму в краях, где морозы не такие трескучие, оглядывали зимовавшие без хозяев угодья. Не переменилось ли что? Зимовавшие здесь просто победно горланили, радуясь теплым дням, красуясь друг перед другом. Звенели прорвавшие снежные одеяла ручьи.

Может быть, он однажды попытается меня убить, видя в этом свою сермяжную правду. Может быть и так. Но не сегодня…

4

Весна на севере наступала медленно, робко шагая по снегу босыми ступнями, но в неглубоких следах девичьих ног оставалась талая вода. К ней жадно тянулись первые ручьи, голося раззадоренными петухами и силясь друг дружку перекричать. Под их отчаянным натиском не выдерживал снег, сдавалась усталая зима. Нежными руками Весна расправила первые травинки, подняла слабые стебельки подснежников, выпустила из почек светло-зеленые лепесточки.

Но как любая девица, была Весна влюбчива да ветрена. И красавец Лето в этот раз захватил ее с наскока, поглотив без остатка, обжигая жаркими объятиями июньских лучей тонкую прозрачную кожу.

Когда мы повернули коней на юг, прочь из Кордера, Лето только обнял сговорчивую подружку. Но через неделю пути я почувствовала его горячее дыхание и на собственной коже, с каждым днем темнеющей под нещадно палящим солнцем. Коса натирала шею, а черноволосый Майорин крепился, казалось, только из самолюбия, хотя голову пекло даже мне, несмотря на быстро побелевшие пряди, до которых удавалось дотянуться обжигающей руке Лета.

Высушило солнышко и землю, и траву, отчего первая растрескалась, а вторая пожелтела и пряно пахла сеном. Селяне только за головы хватались от такой погоды и с ужасом косились на горящие леса, боясь, как бы и до полей не добрался огонь. Боялись и купцы, зная, что могут остаться без товара на осень. Боялись и предпочитали с эдакой напастью бороться самыми надежными, пусть и дорогостоящими методами. Так что ни колдунам из Инессы, ни цитадельским магам маяться от скуки не пришлось. Вернувшись из Сауринии, мы с Майорином кочевали от села к селу, туша, заговаривая, отгоняя огонь. Колдун все чаще печалился о нежити и нечисти, и неспокойное кладбище в Лосином логу стало лучшей новостью за прошедшие несколько недель. И кабы не преследующий Майорина лошадиный рок – охромевшая кобыла, были бы там. Но с судьбой споры всегда проигрышны, и в этот раз лошадиная хромота завела нас в Выбеленки – широко раскинувшееся богатое село на берегу речки Беленькая.

– Милсдарь колдун! Обождите! – Мужичок поднялся с лавки и призывно замахал руками.

– Чего тебе? – обернулся Майорин.

– Милсдарь колдун, дело есть. Может, подмогнете?

Колдун равнодушно пожал плечами и продолжил двигаться к выходу из корчмы. Я посмотрела на его спину, потом на мужичка. На вид зажиточный, хоть и простой. Удачливый селянин, может, даже староста села.

– Майорин, – я вцепилась колдуну в рукав, – давай хоть узнаем, что за дело!

– Нет, – заупрямился он. – Очередной пожар я тушить не буду, у меня уже от дыма голова болит.

– Ну давай!

– Зачем тебе? Деньги есть, к чему время тратить?

– Ну, пожалуйста, – заныла я. – Можешь ничего не делать… Полежишь денечек, погуляешь. Жалко тебе, что ли? Все равно два дня тут торчать!

– Я сказал нет. – Колдун вырвал руку. – Пошли.

«Ну не хочешь и не надо», – мысленно договорила я. И повернулась к потенциальному заказчику. Ожидая, когда гордец выйдет из корчмы. Дверь хлопнула.

– Может, вам колдунья сгодится?

Тот осмотрел меня с ног до головы и с сомнением покачал головой. Я машинально проследила за его взглядом. По жаре я сняла сапоги, сменив их на мягонькие башмачки с вырезанным узором, купленные у кордерского сапожника. Башмачки я купила – душу порадовать, не больно-то в таких по дорогам походишь, если не издерешь мягкую кожу, то в дырочки насыплются камешки да исколют ступни, но жара заставила раньше задуманного времени достать из сумки обувку. Крашеные полотняные штаны прикрывала выпущенная рубашка, пересеченная плетеным пояском.

– Ну… – протянул тот.

– Не сгодится, – понуро пробормотала я. И нарочито медленно двинулась за колдуном.

– Эй, девка. А ты ученица, что ль?

– Ученица.

– И давно в учениках ходишь, колдунья? Поди, не тому он тебя учит… – пробурчал под нос староста.

– Я еще здесь, – напомнила я, кружка перед старостой сдвинулась с места и целенаправленно поползла к краю стола, – так что, разговаривать будем? Или я пойду, а то учитель волнуется.

Староста поймал кружку.

– Стойте, сударыня колдунья, – решился он, прервав мои раздумья. – Давайте присядем.

Я послушно уселась на указанное место, внимательнее разглядывая потенциального заказчика. Тот задумчиво запустил пальцы в густую русую бороду, закрывающую треть лица. Еще треть прикрывала внушительная шапка волос, остриженных «под горшок», в промежутке громоздился увесистый нос картошкой и печальные голубые глаза. Он вытащил пальцы из гущи растительности, постучал по столу и продолжил:

– На мосту у нас дрянь какая-то поселилась, днем и носа не кажет, а ночью вылазит и на людей кидается. За месяц четверых извела, а двое убежали, вот только не помнят ничего.

– Такая страшная? – удивленно спросила я.

– Да нет, пьяненькие были.

– Может, тогда примерещилось, и не тварь это вовсе, а белочка зеленая?

– А те, кого она упокоила? – Мужик, похоже, также сомневался в достоверности информации от двух выживших. У страха глаза велики, а когда в это дело вмешивается зеленый змий, еще и зубы длинные вырастают.

– Разбойников или каторжан беглых поблизости не ошивается? – продолжала я сомневаться. Староста моего юмора не оценил.

– Не ошивается. Да и не думаю, чтоб они мертвяков после убиения грызли.

Я живо представила парочку каторжан с расклепанными цепями на кандалах, которые звенят при каждом движении, жадно грызущих ногу свежеубитого и ограбленного селянина, и улыбнулась. Наниматель укоризненно на меня взглянул. Видно, сомневаясь, в своем ли уме колдунова ученица.

– Да что я вам рассказываю, сами сходите, посмотрите. Как вас величать?

– Айрин. А вы староста местный?

– Староста, – гордо подбоченился мужик, выпячивая бороду в мою сторону, – в прошлом году выбрали, как Миколка к праотцам отошел. Витяком звать меня.

– И сколько, сударь Витяк, вы предлагаете за осмотр вашего моста?

– Десять корон.

– Не густо. Особенно учитывая то, что смотрящий ничего о твари не знает. Так сколько?

– Так вы ж… – Староста осекся, но я поняла: ученица. И колдуну он заплатил бы двадцать, а то и тридцать, причем золотом. – Ну, давай, двенадцать.

Торговаться я не стала, деньги у нас и вправду были.

– Хорошо. Еще один вопрос, сами под мост лазали?

– Да ничего там нет. Днем, правда, – ночью боязно.

И то верно, днем эта тварь, если я на ту думаю, спит себе в соседнем лесочке. Я уже было поднялась со скамьи, пребольно ударившись коленкой о низкую столешницу. На миг сдавила пальцами твердую доску и поплотнее сжала челюсти, сдерживая рвущееся наружу возмущение. Витяк смотрел на мои манипуляции, улыбаясь в бороду. Решив хоть чуть-чуть поправить ситуацию, я задала первый пришедший в голову вопрос.