Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ни того ни другого определения суд не вынес, а до тех пор, господа, бриг будет в моих руках.
Перчатка была брошена. Хорнблауэр с каменным лицом встретил взгляды иностранцев. Одно он знал точно: ни британское правительство, ни британская общественность не простят ему малодушную сдачу «Абидосской невесты».
– Милорд, я заверил капитана ван дер Мезена, что поддержу его в любых действиях, какие он решит предпринять, и получил от него такое же заверение.
Голландец подтвердил его слова кивком и невразумительной фразой. Итак, двое против одного. Боя с двумя фрегатами «Клоринде» не выдержать.
– В таком случае, господа, искренне надеюсь, что вы одобрите принятое мною решение.
Это была самая вежливая форма отказа, какую он смог придумать.
– Трудно поверить, милорд, что вы распространяете защиту флота его величества на пиратов или на приватиров в конфликте, в котором его величество сохраняет нейтралитет.
– Вероятно, вы заметили, сеньор, что над «Абидосской невестой» развевается флаг его величества. Как флотский офицер вы понимаете, что я не позволю его спустить.
Это был ультиматум. Если расчет неверен, через десять минут будут стрелять пушки и палуба «Клоринды» обагрится кровью. Возможно, через десять минут он будет мертв. Испанец глянул на голландца, затем вновь на Хорнблауэра:
– Мы бы не желали прибегать к силовым мерам.
– Очень рад это слышать, сеньор. Ваши слова укрепляют меня в моем решении. Мы можем расстаться лучшими друзьями.
– Но…
Бригадир вовсе не намеревался сказать, что уступает. Слова задумывались как угрожающие, и то, как англичанин их истолковал, на миг лишило испанца дара речи.
– Я счастлив, что мы пришли к соглашению, господа, – сказал Хорнблауэр. – Быть может, выпьем за наших государей еще бокал хереса, сеньор, – если мне позволено воспользоваться случаем и выразить признательность вашей стране за этот восхитительный напиток?
Делая вид, будто считает их отказ от требований само собой разумеющимся, он давал им возможность не потерять лицо. Горький миг поражения остался позади раньше, чем они поняли, что противник обошел их с фланга. И вновь гости обменялись растерянными взглядами. Хорнблауэр воспользовался паузой, чтобы наполнить бокалы.
– За его католическое величество, сеньор. За его величество короля Нидерландов.
Он высоко поднял бокал. От этого тоста они отказаться не могли, хотя бригадир открывал и закрывал рот, силясь подобрать слова для своих чувств. Вежливость требовала, чтобы испанец ответил. Хорнблауэр ждал с бокалом в руке.
– За его британское величество.
Они выпили одновременно.
– Замечательный визит, господа, – сказал Хорнблауэр. – Еще бокал? Нет? Неужели вы отбываете так скоро? Впрочем, полагаю, у вас много спешных обязанностей.
Покуда фалрепные в белых перчатках выстраивались у входного порта, боцманматы заливисто дудели в свистки, а вся команда, по-прежнему у пушек, застыла по стойке смирно, Хорнблауэр смог наконец оглядеться по сторонам. Прими беседа более резкий поворот, этим фалрепным, боцманматам и канонирам угрожала бы смерть. Они заслужили его благодарность, о чем, разумеется, никогда не узнают. Пожимая руку бригадиру, он прямо высказал свои дальнейшие намерения.
– Благополучного плавания, сеньор. Надеюсь, что буду иметь удовольствие видеть вас вновь. Я возьму курс на Кингстон, как только задует береговой бриз.
Черту под историей подвело письмо Барбары, пришедшее несколько месяцев спустя.
«Мой самый любимый муж», – писала Барбара, как всегда, и, как всегда, он улыбнулся, читая эти слова. Письмо было на нескольких листах; первый содержал много для Хорнблауэра интересного, но к изложению светских сплетен Барбара перешла только на втором.
Вчера на банкете лорд-канцлер сидел по левую руку от меня. Он много рассказывал про «Абидосскую невесту» и, соответственно, к большой для меня радости, про моего дорогого мужа. Испанское и голландское правительства через своих послов заявили в Министерство иностранных дел протест. Оно уведомило их, что депеши получены, и пообещало ответить, когда прояснятся юридические аспекты происшествия. А за всю историю адмиралтейских законов, сказал лорд-канцлер, не было случая запутаннее. Страховщики утверждают, что ущерб не подлежит компенсации, так как был причинен по небрежности со стороны застрахованного (надеюсь, мой самый любимый, что правильно запомнила эти термины), ибо капитан «Гельмонда» не предпринял шагов для установления bona fide [71] «Абидосской невесты», а также со стороны голландского правительства, поскольку захват произошел в голландских территориальных водах вблизи Бонэйра. Голландцы с жаром отвергают и то, что допустили небрежность, и то, что захват произошел в их территориальных водах. Более того, собственно задержание и ограбление произошло в испанских территориальных водах. Бесконечные сложности проистекают из того, что ты нашел «Абидосскую невесту» брошенной, – знаешь ли ты, дражайший, что с юридической точки зрения важно, касался якорь грунта или нет? Так или иначе, никаких судебных действий пока не предпринимается, поскольку никто не знает, суд какой юрисдикции вправе рассматривать дело (надеюсь, дражайший, ты оценишь, что твоя жена все выслушала и запомнила трудные выражения). Принимая в расчет то и другое и кладя по четыре месяца на каждую поездку в Вест-Индию, чтобы собрать свидетельства на месте, а также учитывая представление контрдоказательств, возражение истца на заявление ответчика и последнее возражение ответчика, лорд-канцлер полагает, что дело поступит в палату лордов через тридцать семь лет, и, как заметил он, посмеиваясь, к этому времени наш интерес к вопросу заметно угаснет.
И это еще не все новости, дражайший. Одна из них опечалила бы меня несказанно, если бы не уверенность, что мой муж-адмирал будет счастлив. Беседуя сегодня за чаем с леди Эксмут (я так
