Соль и волшебный кристалл - Эбби-Линн Норр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– М-м-м?
– Ты никогда не жалуешься на холод. – Его пробрала дрожь, и он потер руки в перчатках. – Тебя совсем не беспокоит наша сырая балтийская зима?
Я рассмеялась.
– Это ты просто ни разу не зимовал на атлантическом побережье Канады. Балтика – это так, мелочи. – Пожав плечами, я добавила: – Иногда я чувствую холод, но, наверное, у меня неплохая печка внутри.
Антони придвинулся поближе и посмотрел на меня.
– Да я что-то не замечал, чтобы твое тело излучало избыток тепла.
Я положила руку ему на затылок и поцеловала его. Губы у Антони были очень мягкие, они словно таяли от моего поцелуя.
Отодвинувшись, я увидела, что он слегка улыбается и смотрит на меня из-под полуприкрытых век.
– Ладно, тут я был не прав. – Он положил мне на ладонь маленькую коробочку. – С днем рождения, Тарга.
Я ахнула от удивления и, опустив глаза, увидела, что коробочка сине-зеленая и перевязана такой же лентой.
– Ой, спасибо! Совсем необязательно было мне что-нибудь дарить.
– Не говори глупостей, конечно, обязательно.
– Мне открыть?
Он нетерпеливо и забавно махнул рукой, мол, давай уже. Я развязала ленточку. Внутри оказался мешочек из ткани, и я вытряхнула из него на ладонь золотой браслет. Рассмотрев его в свете фонаря, мимо которого мы проезжали, я заметила гравировку, очень простую – наши инициалы, между ними сердечко.
– Тебе нравится?
– Очень, – ответила я с улыбкой. Надев браслет на руку, я убрала коробочку в сумку-клатч и, потянувшись к Антони, подарила ему долгий поцелуй. – Спасибо.
Он бросил взгляд на тонированное стекло, отделявшее нас от Адама на водительском сиденье.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – поддразнила его я. – Ты как открытая книга.
Он усмехнулся.
– Да ладно, я же пошел сегодня как твой сопровождающий. Это прогресс, правда?
– И я навеки тебе за это благодарна! – Я захлопала глазами, насмешливо демонстрируя свой восторг.
Антони покачал головой.
– Ты все-таки временами очень похожа на свою мать.
Я смотрела в окно, на центр Гданьска и старинные дома, мимо которых мы ехали.
– Я надеюсь.
– Очень жаль, что она не приехала на твой день рождения и на выставку, – пробурчал все еще обиженный на Майру Антони. – Могла бы выделить пару дней и порадоваться плодам своих трудов. Все экспонаты этой выставки сейчас принадлежат ей, люди сочтут странным, что ее нет.
– Придется им довольствоваться мной, – сказала я более отрывисто, чем собиралась.
Машина замедлила ход; мы подъехали к главному входу в музей. Антони перегнулся через меня, и мы выглянули в окно с моей стороны.
– Посмотри на эту толпу, – заметил он. – Ух ты, неплохо они разрекламировали выставку. Похоже, полгорода явилось.
Это он, конечно, сильно преувеличил, но действительно – под временным навесом, который воздвигли над тротуаром, собралась целая толпа элегантно одетых гостей – мужчины в пальто и строгих костюмах, дамы с изысканными прическами. Для того чтобы направить их всех к распахнутым дверям, где проверяли билеты, по сторонам дорожки были установлены стойки ограждения.
– Красная дорожка? – Я удивленно посмотрела на Антони. – Они серьезно постелили красную дорожку?
Адам пристроил машину сразу за автомобилем впереди, из которого на ту самую дорожку вышла прекрасно одетая пара средних лет. Парковщик во фраке придержал дверцу их машины и поприветствовал их.
– Кто это?
– Павел Адамович, мэр Гданьска, и его жена. Разве пани Круликовски тебе не говорила, кто будет на мероприятии?
– Говорила, – рассеянно ответила я, подправляя помаду и наблюдая за элегантной дамой с короткой седой стрижкой, которая остановилась возле ограждений и помахала толпе. – Но я только список имен видела, без фотографий.
– Теперь наша очередь. Ты готова?
Я уронила помаду в сумочку и кивнула. Машина проехала чуть вперед, парковщик потянулся к ручке двери.
– И все равно нечестно, что я не успел полюбоваться на тебя в этом платье раньше, чем все остальные, – прошептал Антони и поцеловал меня за ухом.
Я улыбнулась ему через плечо.
– Так получается, когда ты не живешь со своей девушкой. Теряешь некоторые преимущества. Это так, к сведению.
– Очень смешно, – он улыбнулся.
Парковщик открыл дверцу, и я вышла из машины, придерживая длинное пальто и платье, чтобы не перепачкать их. С другой стороны стоек несколько человек окликнули меня по имени, и я с удивлением подняла голову. Мне улыбались и махали. Я помахала в ответ, улыбнулась и попыталась выглядеть так, будто нахожусь на своем месте.
– Они знают, как меня зовут, – пробормотала я так, чтобы меня слышал только Антони, шедший за мной по красной дорожке.
Со стороны небольшой группы журналистов заработали вспышки.
– Конечно, знают. Новаки такая же неотъемлемая часть Гданьска, как и каналы. Большинство из собравшихся пришли посмотреть не на разваливающиеся артефакты, а на Таргу Новак. На давно потерянную наследницу Мартиниуша Новака.
От этих его слов у меня похолодело внутри. Я подавила желание сказать, что я не Новак – сейчас это не стоило произносить даже беззвучно, слишком много людей на нас смотрит. Вместо этого я заставила себя улыбнуться и с минуту попозировала перед камерами, хотя больше всего мне хотелось закутаться в пальто и рвануть в музей.
– Тарга! – позвала меня одна из журналисток и направила в мою сторону диктофон. – Где ваша мама, Майра Новак? Она сегодня прибудет?
Антони жестом остановил ее и заговорил с ней по-польски. Журналистка кивнула и задала еще один вопрос по-польски. Они все выглядели так, будто хотели еще о многом меня расспросить, но Антони положил руку мне на талию и повел в музей.
– Дальше журналистов не пускают, – прошептал мне на ухо Антони. – Не переживай, весь вечер тебе от них бегать не придется.
Я осознала, что куча народу хочет узнать обо мне побольше, и это меня поразило. Я же просто подросток из прибрежного канадского городка, о котором большинство поляков вообще никогда не слышали. Я чувствовала себя мошенницей, поскольку явилась сюда и делаю вид, будто я та, за кого они меня принимают. Отчаянно хотелось, чтобы мама оказалась рядом, так хотелось, что аж дышать было трудно. Если бы она шла тут, со мной, я не испытывала бы такой стыд из-за своего притворства. Если б рядом был человек, который знал обо мне правду, к которому эта правда тоже относилась, это послужило бы мне огромным утешением.
Я посмотрела на Антони, он как раз потянулся взять у меня пальто. Я расстегнула все пуговицы и почти машинально скинула его; мне внезапно и сильно захотелось все рассказать
