Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такой публичный показ своей нечистой совести по поводу угнетения немусульман был, так сказать, немыслим для доминирующей группы. Более того, османское общество, со своей строго иерархической структурой, было известно не только своей спонтанной реакцией на события, но и склонностью следовать инструкциям своих священнослужителей или правительственных чиновников. Поэтому трудно представить, чтобы мусульманский священник вдруг по собственной инициативе пошел на сближение со своими армянскими соотечественниками. Это, несомненно, объясняет то оцепенение, которое охватило армян, когда они узнали, что мулла повел своих благоверных молиться на армянских могилах на кладбище в Балыклы в память о жертвах резни 1895 и 1896 годов. Еще одно обстоятельство указывает на то, что это не было спонтанным волеизъявлением: в восточных провинциях Ван и Муш именно местные гражданские и военные власти организовали приемы, сопровождавшиеся концертами и банкетами с «братанием» для армянских фидайи, которые спустились с гор. Не наблюдалось никаких народных движений такого рода[287]. Объяснение вполне может заключаться в полном отсутствии сетей младотурок в этих регионах в тот период времени. Так что существует вероятность того, что правительство приказало местным властям «умаслить» армянских боевиков, чтобы они отказались от своей партизанщины.
Представляется, что КЕП прилагал особые усилия, чтобы убедить армян в своем доброжелательном отношении. По словам французского дипломата, одна из первых прокламаций КЕП, выпущенных в ходе июльской революции 1908 г., касалась именно армян: «Вы больше не армянские войска, стремящиеся восстановить армянское царство, как нас убеждало правительство. Отныне армяне будут бороться вместе с нами за избавление нашего общего отечества от тирании»[288].
Отчет о разговоре, который состоялся у д-ра Назима, «одного из главных лидеров движения», «с представителем одной великой державы», — наш самый богатый источник информации о роли КЕП в первые дни революции: «Мы нашли территорию, превосходно подготовленную страданиями, которые испытывал турецкий народ в течение более тридцати лет. Тем не менее потребовались качества этих замечательных людей [армян], их терпение и твердость характера, добросовестность и честность, чтобы убедить тех, чьи самые дикие инстинкты [их хозяев] стремились пробудить ненависть к христианам и учили убивать и грабить их, стать на праведный путь, осознать весь ужас совершенных злодеяний и доказать, что они достойны свободы, которую мы раскрыли их взору… Всюду, где в прошлом совершались массовые убийства, мы организовали церемонии искупления, и когда я увидел, как слезы текут по щекам офицеров и солдат, которым редко выпадают такие проявления нежных чувств, мне оставалось только попросить их подтвердить, что они действительно принимали участие в этих массовых убийствах и были осведомлены о преступлениях, активными и безответственными исполнителями которых они были»[289].
Такая риторика не оставляет сомнений в «педагогическом» характере сцен братания, которые были инсценированы в тот период.
Независимо от происхождения этого явления, подавляющее большинство армян в столице стали убежденными сторонниками нового режима. Адвокат Григор Зограб — знаковая фигура стамбульской интеллигенции — вернулся из ссылки 2 августа, а три дня спустя он объявил, что хотел бы основать османский конституционный клуб. 13 августа этот клуб организовал массовый митинг в саду Таксим, на который пришло 50 тысяч человек самого разного происхождения. Зограб обратился к толпе на турецком языке, возбудив ее энтузиазм заявлением: «Наша общая религия — это свобода»[290].
Еще один пример из армянского мира — показатель того, как он отреагировал на революцию. 30 августа средняя школа Саакяна в Саматии организовала лекцию о пересмотре конституции. Зограб, который имел репутацию оратора, говорил на этот раз на армянском и подчеркнул необходимость переделать эту конституцию, которая больше не отвечает современным требованиям. Два дашнакских лидера — Рубен Зардарян и Акнуни, присутствовавшие на лекции, вступили в диалог с Зограбом по жгучим вопросам дня[291].
В столице государства АРФ возглавили «братья-враги» Акнуни и Симон Заварян, к которым постепенно присоединились из Европы и Кавказа; и все они, по-видимому, с оптимизмом смотрели в будущее и высказывались в пользу тесного сотрудничества с КЕП[292]. Более того, центральные комитеты восточных провинций были поставлены в подчинение «ответственного комитета» [badaskhanadu marmin] в Стамбуле, возглавляемого Акнуни[293]. Революционная сеть в столице была распущена сразу после июльского кризиса 1908 г. Партии пришлось задуматься о поиске мирной работы для своих бойцов, так как они получили приказ сложить оружие под давлением КЕП[294]. «АРФ хочет, — заявил Акнуни, обобщая надежды своей партии, — открыть окно между Турцией и цивилизованным миром Европы; и Турция намерена следовать примеру Французской революции»[295]. Конкретно эти тенденции привели к встрече в августе 1908 г. майора Джемаля (будущего паши) и Акнуни, во время которой обе стороны обсуждали реализацию совместных проектов[296].
Объявленная султаном всеобщая амнистия заключенных, осужденных по общему праву, также пошла на пользу дашнакским активистам, таким как Арам Манукян, лидер АРФ в Ване, или фидай Фархад, который вышел из тюрьмы 1 августа 1908 г. вместе с девятнадцатью другими армянами[297]. Этот жест доброй воли был очень хорошо принят армянами, но ничто не указывает на то, что за ним стоял КЕП. Это была, скорее, общая мера, предпринятая правительством, чтобы отметить начало новой эры, которая просто по совпадению пошла на пользу армянским революционерам.
И наоборот, арест 10 сентября 1908 г. по приказу префекта столичной полиции Азми-бея одного из участников покушения в 1905 г. на Абдул-Гамида Криса Фенерджяна, известного также как Сильви Риччи, всколыхнул настоящую бурю в Стамбуле. На следующий день после того, как Фенерджян был задержан, Совет министров распорядился о его освобождении, о чем — от его имени — ходатайствовали Патриархат и Зограб[298]. Как и в предыдущем случае, есть все основания полагать, что этот шаг был инициирован правительством или, точнее, что речь шла о рефлекторной реакции со стороны гамидовской администрации.
По словам Вагана Папазяна, АРФ поддерживала дружеские отношения с иттихадистами в течение первых нескольких месяцев пребывания последних у власти. КЕП проповедовал терпение и утверждал, что страна — в состоянии анархии; государственный аппарат перестал функционировать должным образом, а консервативные слои общества остаются по-прежнему влиятельными. В связи с этим необходимо было усилить конституционный строй; и в этом деле, как КЕП объяснял АРФ, он рассчитывает на поддержку армянской стороны. Эта позиция была призвана обуздать нетерпение дашнакских лидеров, которые имели дело с разочарованием боевиков в провинциях, которые были раздражены медлительностью или даже полным отсутствием обещанных перемен[299]. Армянские активисты
