Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

были в замешательстве и не могли понять некоторые события, в том числе приезд в 1908 г. в османскую столицу некоторых выходцев с Кавказа, таких как Мардан-бей Топчибашев или Ахмед Агаев; Папазян (участник операций, проводимых его партией в ходе конфликта между армянами и татарами на Кавказе) обвинял Агаева в том, что тот был одним из организаторов резни армян в Баку в 1905 году[300]. Приезд этих людей в Стамбул вызвал еще большее недоумение потому, что они открыто проповедовали идеи пантюркизма. Хотя часть иттихадистов отвергала эти идеи, сам факт присутствия Агаева или Топчибашева в КЕП встревожил даже самых невозмутимых наблюдателей[301]. Папазян позже подытожил причины такого беспокойства: «Мы ясно чувствовали, — писал он в своих мемуарах, — что доминирующий элемент рано или поздно станет ограничивать права малых народов»[302]. Однако в то время у АРФ были свои приоритеты, например, стремление стать узаконенным армянским учреждением и быть представленным в османском парламенте, в котором она надеялась сыграть свою политическую роль. И чтобы ее члены стали парламентариями, нужно было приходить к взаимопониманию с КЕП. В частности нужно было заключить с ним договоры о сотрудничестве в провинциях.

Гнчаковцы приняли принципиально иной подход к политической ситуации. Тем не менее их ЦК сделал свои выводы из изменений, которые произошли в стране, и отказался от всякой подрывной деятельности. Он решил развивать сеть культурных центров, с библиотеками, читальнями и театральными коллективами, которые составляли, во всей своей совокупности, определенный образовательный аспект деятельности СДПГ[303]. Но из этого вовсе не следует, что партия решила уйти с политической сцены. 24 ноября 1907 г. СДПГ достигла соглашения с гнчаковцами из Вераказмяла, которых представляли епископ Мушег [Серопян], Мигран Дамадян и Ваан Текеян, объединить свои силы или, по крайней мере, работать заодно в османской политической сфере. Вернувшись в столицу, обе стороны возобновили свои отношения. СДПГ предложила своим бывшим диссидентам образовать «Рамкавар» — либерально-демократическую партию, которая могла бы набирать своих членов в среде армянской буржуазии и консервативных социальных слоях, которые могли бы, таким образом, быть вовлечены в политическую сферу. И действительно, через несколько месяцев с помощью СДПГ появилась на свет Армянская демократическая либеральная партия (АДЛП), для которой «старшая сестра» предоставила элементы, необходимые для разработки идеологических основ новой партии. Теперь армянский политический ландшафт приобрел свой окончательный вид. Вскоре АДЛП с энтузиазмом поддержала османизм. Это была горькая пилюля для гнчакских руководителей, которые осуждали османизм как форму тюркизма[304].

Довольно скоро ряды оппозиции младотуркам расширились и вобрали в себя также определенные «мусульманские» круги. Их враждебность к КЕП имела разные мотивы, но — прежде всего — недовольство тем, как младотурки бросились распределять доходные посты в обмен на взятки, а также тем, что самые высокие должности систематически раздавались иттихадистскими лидерами среди близких друзей и родственников, независимо от их опыта или компетенции[305]. Это создало благодатную почву для появления организованной оппозиции среди турок. СДПГ, в частности, работала над этим вместе с Маньяса-заде Рефик-беем, известным юристом, которого уважали и в среде турецких либералов, и в мусульманских кругах. После митинга, организованного СДПГ в городе Кадыкёй, в котором приняли участие шесть тысяч человек — большинство из них турки, партия еще больше сблизилась с этим юристом, который во времена Абдул-Гамида бесплатно защищал гнчакских боевиков в судах. После ряда встреч Рефик и СДПГ разработали платформу, способную объединить всех недовольных сложившейся ситуацией в рядах динамичной партии, оппозиционной к иттихадистам. Эти активисты не скрывали своей враждебности к национализму младотурок, особенно Ахмед Риза, который занял общественную позицию против «современной» женщины, видя в ней нарушение законов Корана[306].

СДПГ последовательно агитировала за Рефик-бея, который баллотировался кандидатом из Стамбула на первых — в ноябре-декабре 1908 г. — выборах в высший законодательный орган[307]. Дела, однако, не принимали серьезный оборот, пока к Рефику и СДПГ не присоединились силы черкесов и албанской демократической оппозиции. Они тайно встречались в Сиркеджи, в доме одного из основателей КЕП д-ра Ибрагима Темо, порвавшего со своими бывшими друзьями-младотурками[308].

Безусловно, ключевая фигура в этом зарождающемся движении отсутствовала — это принц Сабахеддин. Клеветническая кампания, развернутая против него, как только он вернулся в Стамбул, произвела определенный эффект. Однако, как указывает Сапах-Гулян, принц не оставил своих идей. Их распространение не дало тех результатов, на которые Сапах-Гулян надеялся, потому что, как он пишет, Сабахеддин «значительно смягчил и разбавил свои принципы». Следует добавить, что вскоре после его переезда в Стамбул его дворец как бы «случайно» загорелся, что вынудило принца на некоторое время вернуться в Европу[309]. Начиная с 1908 г. «Комитет рассматривал также мусульман-нетурок как врагов или потенциальных предателей»[310]. Об этом, по крайней мере, говорится в частной переписке его ведущих членов.

Очень быстро ЦК младотурок стал играть ту роль, которую ранее играл дворец Йылдыз, сотнями издавая свои декреты точно так же, как ранее султан издавал свои имперские указы[311]. Помимо своей практики раздачи государственных постов, о которой говорилось выше, комитет соблазнился созданием своего рода «Комитета общественной безопасности», который вмешивался в назначение всех высокопоставленных чиновников, вали, дипломатов и так далее. Комитет направлял директивы министрам, не обращая чрезмерного внимания на великого визиря, с которым он связывался напрямую[312]. Он правил втихую посредством «фантомного кабинета», предпринимая действия то блокированию всякого развития плюралистической политической системы. Создавая специализированные организации-спутники — для улемов, женщин и гильдий, — он пытался контролировать те сети, которые оказывали влияние на османское общество. Во многих отношениях КЕП проявлял стремление к такой гегемонии, на которую не могли решиться даже самые мощные султаны[313].

Нетрудно себе представить, как тяжело было оппозиционным партиям в этих условиях сохранять свое место в общественной жизни. Они не ошибались, когда говорили, что КЕП ведет себя не как политическая партиия, а как клика. Хотя в 1909 г. Иттихад официально создал свою парламентскую фракцию, она была всего лишь приводным ремнем для младотурецкого ЦК, который продолжал вмешиваться во все подряд. В действительности только одна фракция в Комитете, представляющая офицеров-фидайи, была против превращения КЕП в классическую политическую партию: она отвергала конституционные права и пыталась навязать более радикальную политическую линию[314].

Важно также отметить, что КЕП уже видел себя в качестве «Святого комитета», который сам возложил на себя обязанность создания правящей военно-гражданской элиты[315]. Это была, по сути, военизированная организация, со своими клубами фидайи и офицеров, которая приступила к реструктуризации не только армии, где внедряла членов этих клубов в армейские